След на афганской пыли
Шрифт:
– Не знаю, что бы случилось…
– Не надо благодарить, каждый из нас делал свою работу, – примирительно сказал Батяня и пожал тонкую женскую руку.
– Мы сейчас улетаем, – женщина прижимала к себе сына, будто боялась, что он вот-вот исчезнет, – не знаю, может, это и не имеет значения, но… Миша, расскажи, что ты слышал.
Мальчишка не по-детски серьезно глянул на майора ВДВ и принялся рассказывать то, что ему довелось услышать в пещерном городе, когда он прислуживал Абу Джи Зараку и важному иранцу. Комбат слушал внимательно, щурился, не перебивал. Мальчишка
– Говоришь, главный талиб договорился с ним, что уйдет в Иран?
– Я так понял. Так они говорили.
Лавров спохватился:
– А на каком языке они говорили? Как ты все это понял?
Мариам улыбнулась, погладила сына по голове:
– Я с самого его рождения стараюсь хоть пару часов в день говорить с ним по-арабски. Этот язык для нас, мусульман, то же самое, что для западных европейцев – английский. Кое-чему он научился. Говорит плохо, но понимает все.
Батяня все еще сомневался:
– Почему никто из ваших товарищей по несчастью не сказал мне, что он знает арабский?
– Извините, – замялась Мариам, – но вы, русские, очень настороженно относитесь ко всему, что связано с исламом. Вот мы и не афишировали. Даже на работе у меня никто об этом не знает.
– Дураков везде хватает, – расплылся в улыбке Лавров, – и среди русских, и среди татар.
– Даже не знаю, где их больше. Иногда свои более подозрительны, чем московские.
– Не знаю, помогли вы мне или осложнили жизнь… – задумчиво проговорил комбат. – Давай, до встречи, – и он протянул мальчишке руку, – из тебя получится хороший разведчик.
Сотрудники МЧС уже скрылись в чреве вертолета. Все, кроме Бортоховой. Медик стояла и не решалась сделать шаг к трапу. Лавров вздохнул, подошел к ней.
– Я не слышал того, что ты говорила британцу. Если потом будут проблемы, можешь рассчитывать на меня.
Женщина смотрела на майора и все еще не верила, что ей желают добра.
– Я же виновата. Чагин погиб из-за меня.
– На войне каждый оставшийся в живых обязан кому-то жизнью. Мы все живем вместо погибших.
Лавров приобнял Бортохову и сам подвел ее к трапу. Британский сержант уже нетерпеливо тянул руку, чтобы помочь ей подняться на борт. Медик нерешительно поставила ногу на ступеньку.
– Все правильно, – подбодрил ее Батяня, – кто из нас не совершает ошибок?
– Я многое поняла за эти дни, – тихо, так, чтобы слышал только Лавров, сказала Бортохова и, уже не оборачиваясь, скрылась в вертолете.
Британский сержант торопливо отдал честь. Козырнул и комбат. Люк закрылся. Батяня отошел и дал знак, что можно взлетать. Глухо взвыли турбины. Медленно сдвинулись лопасти и вскоре превратились в серый полупрозрачный диск. Ветер валил с ног, сек лицо и руки песком. Но майор не отходил, стоял, прикрыв голову локтем. Шасси медленно оторвались от каменистой земли. Машина мастерски развернулась в воздухе и устремилась навстречу заходящему солнцу. Пилот спешил, ему следовало до заката прибыть в Кабул.
Лейтенант Авдеев дождался, когда отдалится вертолет, и негромко кашлянул за спиной у Батяни.
– Чего тебе?
– Она, конечно, дура, но баба не вредная, –
Майор сдвинул брови, он не разделял радужного настроения своего заместителя.
– Нам указано четкое время, когда мы должны прибыть на узбекскую границу? – В вопросе чувствовался подвох, ведь Лавров и сам знал точный ответ.
– Нет, – несколько растерянно отозвался Авдеев, – если опоздаем в пределах разумного, никто и слова не скажет.
Лейтенант смотрел на север, будто мог различить за горизонтом границу с Узбекистаном, за которой всех их ждала дорога домой. На его лице была счастливая, но немного грустная улыбка, как у каждого военного, узнавшего, что война закончена.
– Значит, можно и не сильно спешить, – многозначительно произнес Батяня.
– Тут хоть и тепло, но далеко не курорт, – насторожился Авдеев, – вы это о чем?
– Просто так. Дороги тут неровные, на большой скорости трясет сильно. Поедем медленно.
– Приеду, куплю два блока пива, поставлю в холодильник. Таранка на балконе лежит – полмешка. Зайдете вечерком, комбат? После пустыни только о питье думать и могу. – Авдеев говорил так, словно уже сидел в своей небольшой комнатке в офицерской гостинице в Поволжье.
– Зайду… когда домой вернемся.
Лавров хлопнул лейтенанта по плечу.
– А теперь по машинам. У ближайшего колодца остановка.
В лучах заходящего солнца два вездехода на базе БМП пылили по пустынной равнине. Батяня сидел на броне. После часового пребывания в задымленном тоннеле ему все еще не хватало воздуха, даже курить не хотелось. Но претензии предъявлять было некому. Сам все с Авдеевым и придумал и исполнил.
Глава 11
Пустынная равнина растянулась от горизонта до горизонта. Лишь на севере чуть проступала в раскаленной туманной дымке горная гряда. Дорога только угадывалась. Она то возникала укатанной автомобильной колеей, то сужалась до тропинки среди угловатых камней. Ветер гнал пыль и сухие обломки растений. Было непонятно, как вообще что-то может выжить на этом безводном пространстве.
Караван из дюжины верблюдов неторопливо двигался на запад. Животные, привыкшие к длительным переходам, покорно несли поклажу и седоков. Процессию возглавлял на самом холеном и крупном верблюде колоритный всадник. Клетчатый платок, стянутый черным бархатным обручем, покрывал его голову и затылок. Нижнюю часть лица застилала густая черная борода, как и положено правоверному мусульманину. Немолодой мужчина кутался в темную накидку, спасаясь от палящих лучей солнца. В руке он сжимал библейский посох, которым изредка понукал верблюда. Он даже не давал себе труда оборачиваться – знал, что никуда спутники от него не денутся. И дело даже не в веревках, соединяющих животных. Их связывали куда более крепкие узы: годы, проведенные в банде, кровь убитых, грабежи. Ведь объединяет не только любовь, но и страх неотвратимого возмездия.