След Сокола
Шрифт:
– Что с тобой произошло? – Король хотел расспросить рыцаря здесь же, сию же минуту, весь пылая нетерпением.
– Я был многократно ранен и дрался до тех пор, пока не потерял сознание. Раненного, меня взяли в плен сарацины халифа Абд ар-Рахмана. И семь лет держали в мучениях и истязаниях. До тех пор, пока рыцарь Салах ад-Харум по приказанию эмира Ибн ал-Араби с малым отрядом не напал на тюрьму и не отбил меня. Нам пришлось бежать, но воины моего друга Салаха пожертвовали собой и пали все до одного, задерживая погоню. Таким образом я спасся и имею возможность снова доказать вам, ваше величество, свою верность и преданность.
– Я
Нарушения этикета при дворе Карла редкостью не были, поскольку сам король постоянно нарушал его. И сейчас придворные окружили графа Оливье и короля. Каждый стремился протиснуться поближе к прославленному рыцарю, каждый и руку постарался бы ему пожать, если бы Оливье не стоял лицом к лицу с королем, и для рукопожатия потребовалось бы отодвинуть в сторону самого Карла.
Оливье всегда был любимцем королевского двора благодаря своему уравновешенному характеру, точно так же, как королевский племянник Хроутланд, побратим и самый близкий друг Оливье, был любим за прямо противоположные качества, за неистовый и вспыльчивый, неукротимый нрав. И сейчас, казалось, не было ни одного человека, который не обрадовался бы возвращению графа искренне.
– Большой праздник! – воскликнул король громко, исполняя обязанности герольда. – Я объявляю большой праздник, который начнется уже сегодня праздничным обедом и будет продолжаться три дня. Завтра мы устроим охоту. Послезавтра – объявите всем рыцарям! – я назначаю открытие большого турнира для рыцарей и простолюдинов. В честь возвращения графа Оливье я призываю своих воинов и их противников к перемирию. Пусть эделинг Кнесслер оповестит об этом всех живущих поблизости саксов. Пусть герольды оповестят окрестности, что к участию в турнире приглашаются все желающие, независимо от национальности и вероисповедания! Христиане, язычники, магометане, иудеи – все могут принять участие в торжествах и в состязаниях! Да здравствует граф Оливье!
– Да здравствует король! – воскликнул граф.
– Да здравствует король! Да здравствует Оливье! – закричали в толпе.
Герольды затрубили в трубы. Этот звук напомнил королю, что вызвало его из палатки Алкуина.
– Однако, – спросил он графа Оливье, – мне показалось, что я слышал голос Олифана? Или я ошибся?
– Вы ошиблись, ваше величество. Салах! – тихо позвал граф.
Сарацин продвинулся через толпу придворных, за спинами которых он скромно стоял, наблюдая за радостью франков и чувствуя, что именно он стал виновником этой радости, но сохраняя скромность.
– Рог! – сказал граф.
Сарацин достал из-под черного плаща изукрашенный серебром рог, вызвавший в Карле новую волну воспоминаний.
– Увы, ваше величество, я сожалею, но это не ваш знаменитый Олифан. Наши воины подоспели в Ронсеваль, когда битва была уже закончена. И один из них, кто сопровождал посольство к вашему величеству, узнал ваш разбитый рог. Говорят, Хроутланд убил им врага, ударив по голове. Мой эмир приказал своим мастерам собрать осколки и сделать точно такой же рог. Вот он. К сожалению, в точности повторить голос Олифана трудно, если вообще возможно. Но мастера моего повелителя приложили все усилия… Это подарок [62] вам от эмира Ибн ал-Араби. Я просто не успел еще передать дары…
62
Этот
– Я хочу еще раз послушать этот голос, – сказал Карл.
Салах ад-Харум отбросил назад полу плаща, упер левую руку в бок, выставив вперед правую ногу, и поднял рог к губам. Долгий и тяжелый, властный звук полетел с холма вдаль, поглощаемый окрестными лесами и болотами. И, казалось, даже эти леса и эти болота замолчали, слушая величественный низкий голос.
– Это, конечно, не голос Олифана, – сказал король, когда сарацин опустил рог. – Но он хорош по-своему и, может быть, обладает даже большей мощью. Я благодарен твоему повелителю и моему названому брату за этот подарок и за выражение дружбы.
Карл принял подарок двумя руками, повертел его, рассматривая с одной стороны, потом с другой, потрогал пальцем затейливый оклад из серебра.
– Здесь и резьба значительно тоньше и изящнее, чем у Олифана, хотя сам рисунок повторяется… – сказал король раздумчиво и тоже поднес рог к губам.
И если первый звук заставил округу насторожиться, то второй точно уж заставил ее прислушаться и задуматься – какие перемены несут эти новые звуки?
Из толпы придворных к королю выступил эделинг Кнесслер.
– Ваше королевское величество, позвольте мне огласить ваше повеление о перемирии своим людям. Я хотел бы воспользоваться рогом и дать сигнал.
– Нет, – ответил Карл без раздумий, и даже руку в сторону отодвинул, пряча рог. – Этот рог не для общего пользования. Воспользуйся своим.
Кнесслер поклонился и снял с пояса свой довольно простой и незатейливо украшенный рог. Его сигнал звучал иначе, чем однотонное, низкое пение подарка эмира – прерывисто, отдельными нотами.
– А теперь позвольте, ваше величество, мне отлучиться на некоторое время. Я встречусь с нужными людьми и донесу до них ваши слова.
– И не забудь пригласить их к участию в турнире. Рыцари будут соревноваться с рыцарями, простолюдины – с простолюдинами. Никто, даже самый лютый враг, не будет преследоваться в дни праздника, если только не совершит в эти же дни преступления. Такова моя воля! И еще… – Король помолчал несколько секунд, раздумывая. – И еще было бы совсем неплохо, если бы ты сумел пригласить на турнир Видукинда и Аббио. Я испытываю желание пообщаться с ними лично и очно. Может быть, совместными усилиями мы сможем договориться и прекратить эту долгую войну. Их личную безопасность я гарантирую своим королевским словом…
Глава 8
Городские улицы Рарога, пока не присмотришься к ним внимательнее, никак не показывали, что город готовится к войне. Все шло, как обычно, по-славянски размеренно, неторопливо. Шел спокойный торг на двух городских площадях, хозяйки и служанки расхаживали между съестных возов, примеривались к цене и шли дальше. Они вовсе не всегда приходили сюда что-то покупать. На площади главный товар для городских женщин – новости, всегда был бесплатным. И уж за ним-то они готовы были приходить сюда ежедневно, а то и по два, по три раза в день, да и себя при этом показать не забывали.