След в океане
Шрифт:
Такой подводный обитаемый аппарат есть и на борту «Витязя». Построен он в Южном отделении нашего института, в Геленджике, назвали его «Аргусом», в честь мифического стоглазого сушества. У нашего «Аргуса» тоже много глаз — это три иллюминатора в обитаемом отсеке, откуда можно вести наблюдение и вверх и вниз, а также объективы фотокамер. Экипаж Аргуса состоит из трех человек; первый и второй пилот сидят наверху в креслах и перед ними — верхний иллюминатор, а пилот-наблюдатель лежит внизу, удобно устроившись на тюфяке, и ведет наблюдение через нижние иллюминаторы. Мне неоднократно доводилось принимать участие в погружениях и могу сказать, что под водой вести геологические наблюдения гораздо приятнее, чем на суше. Не надо карабкаться, рискуя сорваться, по горным кручам — тебя доставят со всеми удобствами на любую, даже самую отвесную скалу, — ведь «Аргус» может зависнуть в любой точке, приобретя нейтральную плавучесть (у пилотов это называется «в нуле»). Не нужно, примостившись где-нибудь на камне да еще под дождем или отмахиваясь от комаров, торопливо записывать в пикетажку результаты
В нашем рейсе обслуживает «Аргус» его постоянный экипаж. Командир Виталий Булыга, инженеры Леонид Воронов и Сергей Холмов. Это молодые ребята, спокойные и немногословные, фанатично влюбленные в свой «Аргус» и в далеко небезопасные погружения. Круглые сутки возятся они в эллинге, где стоит аппарат, отлаживая его сложные механизмы и системы жизнеобеспечения. У них, как и у саперов, нет вариантов для ошибок. Характеры у ребят разные: Виталий — человек решительный, увлекающийся, иногда резковатый. Леонид — более мягкий, улыбчивый и спокойный. Сережа Холмов — задумчивый, немногословный и скромный, пишет стихи и песни, хотя показывать их по застенчивости не любит. Нервы у ребят — стальные. Я никогда не слышал, чтобы они раздражались и ссорились даже в самой критической ситуации.
Вспоминается драматический случай, когда несколько лет назад, во время одного из погружений неподалеку от Геленджика, «Аргус» ухитрился «влезть» под проложенный по дну толстый кабель. Кабель этот ни на каких картах отмечен не был. «Аргус» системой подводного маяка, которая позволила бы его найти под водой, не снабжен. Все попытки освободиться от кабеля оказались безуспешными — он так «ловко» вклинился между рубкой и сигнальным буйком, что ни работа винтами, ни даже аварийный сброс балласта для срочного всплытия не помогли. На этот случай предусмотрен в «Аргусе» аварийный буй на длинном и тонком тросе, который должен выстреливаться на поверхность. На буе установлена лампочка-мигалка и радиомаяк. Однако по нелепой случайности еще на суше буй этот поставили на стопор, «чтобы зря не выстреливался». Оставалось одно — лежать на грунте и ждать помощи сверху. При этом необходимо было экономить кислород: экипаж прекрасно понимал, что найти «Аргус» да еще и освободить его от кабеля будет нелегко. На берегу все были подняты по тревоге, для поисков и спасения использовали все возможные средства. Надо было спешить: 48 часов — срок небольшой. А на морском дне царило полное спокойствие — никакой паники и уныния. Нужно было продержаться, а для этого расходовать минимум кислорода. Известно, что меньше всего человек потребляет кислород, когда спит, и поэтому все время спали, оставляя одного вахтенного для связи. Сережа Холмов, например, проснувшись однажды, когда пошли уже вторые сутки и положение стало почти критическим, спросил: «Нас еще не нашли? Ну ладно, тогда я еще посплю». Попробуйте-ка спокойно заснуть в такой обстановке!
Виталия Булыгу я только один раз видел в разъяренном состоянии — когда при подъеме, во время сильной качки, «Аргус» ударился о борт судна, отчего погнулся и вышел из строя винт вертикального движителя. Наверное, если бы Виталий вывихнул собственную руку или ногу, то реагировал бы на это менее болезненно.
Кстати сказать, «Витязь» специально оборудован для спуска на воду подводного обитаемого аппарата. Для этого у него на корме есть специальная П-рама и уже упомянутый «слип», и труба у него раздвоена не для красоты, а чтобы вахтенный с мостика видел, что происходит на корме и отдавал нужные команды в машину. Экипаж «Аргуса» может занимать свои места прямо на борту судна в эллинге. После этого «потолок» эллинга автоматически раздвигается и сам «Аргус» на гидравлической платформе подается вверх на кормовую палубу. Здесь его цепляют тросом и с помощью П-рамы осторожно опускают в воду. Затем водолазы обеспечения отцепляют трос, и тогда «Аргус» готов к погружению. Связь с ним поддерживается по подводному телефону. А смена экипажа на воде проводится с помощью мотобота и специальной резиновой надувной лодки.
И все-таки подводный обитаемый аппарат человека на дне полностью заменить не может. Например, механической рукой никак не оторвешь образец породы от сплошной скалы. Мы много раз пытались это сделать, но ничего не вышло. А вот если опустить на дно водолаза, да еще с кувалдой, тогда, конечно, выйдет. Да и обзор из иллюминатора сравнительно невелик, а водолаз повернул голову — и все увидел. Вот и получается, что человек все равно должен научиться выходить в открытую воду на океанском дне.
Сделать же это совсем не просто: в океанских глубинах подстерегает страшный враг — высокое давление. Уже на глубине 40–50 метров входящий в состав воздуха азот вступает в реакцию с клетками головного мозга, вызывая отравление, ведущее к параличу и гибели. Поэтому при погружениях азот надо заменять гелием. С другой стороны, если водолаза с большой глубины быстро поднимать на поверхность, начинается чрезвычайно опасная для организма «кессонная болезнь» — закипает растворенный в крови кислород. Для борьбы с этим грозным врагом и служит специальный водолазный
Смесь гелия с кислородом сильно меняет условия артикуляции языка и губ. Поэтому разговаривать в барокамере нельзя — приходится объясняться записками.
Что касается судового гипербарического комплекса, то в него кроме барокамеры входит также водолазный колокол. Это своего рода подводный лифт. Он герметично стыкуется с барокамерой. Опускающиеся на дно акванавты занимают в нем места прямо на борту, и внутри колокола устанавливается то же давление, что и на глубине, куда они должны опуститься. После этого колокол автоматически подается на верхнюю кормовую палубу и на специальном кабеле-тросе, с помощью все той же П-рамы, опускается в воду. Экипаж колокола состоит из трех человек. Два акванавта работают на грунте, а третий поддерживает связь с судном и следит за работой системы жизнеобеспечения. Закончив работу на грунте, акванавты возвращаются в колокол, который герметизируется и поднимается на борт, где снова стыкуется с барокамерой. После этого акванавты переходят в барокамеру для прохождения декомпрессии.
Но это еще не все. Новый «Витязь» снабжен также подводными роботами. Это буксируемая система «Звук», с помощью которой можно вести телевизионное наблюдение и фотографирование дна с близкого расстояния и даже брать образцы грунта. Прибавим к этому стандартные методы исследования океанского дна: аппаратуру для непрерывных измерений интенсивности магнитного поля, приборы для определения величины теплового потока, стальные геологические трубы и черпаки для отбора донных осадков, эхолоты для определения глубины дна и многое другое.
Новый «Витязь» молод и молод его капитан — Николай Вадимович Апехтин, хотя капитанский опыт у него солидный. Мы познакомились в 1976 году, в Тихом океане, на борту «Дмитрия Менделеева», когда его капитанская карьера только начиналась. В джинсах и модной цветной рубашке он показался мне тогда совсем мальчишкой.
За четверть века плаваний в океане на разных судах, — от старого парусника «Крузенштерн» до нового «Витязя», мне довелось встречаться со многими капитанами. Что ни капитан — то характер, и от этого характера во многом зависит успех экспедиции. Я помню капитанов старого поколения, с лицами, выдубленными ветрами и солеными брызгами от долгого стояния на открытом мостике, и с голосами, осипшими от громких команд, усиленных, для лучшего понимания, крутыми морскими оборотами. Тех волновали в первую очередь безопасность судна и его внешний вид. На науку иногда смотрели как на досадную помеху «флотскому» порядку на судне. Николай Апехтин — капитан нового поколения, скромный, образованный, любит стихи, штурман по призванию — никакого морского волка, «обветренного как скалы», не изображает. Зато в результате научных исследований заинтересован всегда не меньше, чем сами ученые. Я его видел в разной, иногда самой сложной обстановке, например, во время урагана в юго-восточной части Тихого океана, когда огромные волны ломали надстройки, и угол крена достиг критического. Не помню, чтобы ему изменяли спокойствие и чувство юмора…
Путь «Витязя» лежит сейчас в Тирренское море, а затем — за Геркулесовы Столбы, в Северную Атлантику. Цель наших исследований — подводные горы, древние вулканы, возникшие когда-то на дне морей и океанов.
Чаще всего эти горы образуют цепочки или вулканические хребты, либо причудливо рассеяны по дну. Только в Тихом океане их обнаружено более пяти тысяч, в Атлантическом и Индийском — более чем по тысяче в каждом. Многие из этих подводных сооружений были когда-то островами, а потом погрузились в воду. Когда и как они образовались? Какая неведомая сила заставила их погрузиться в пучину? Проблема, однако, не только в этом. Современные плавучие буровые установки могут пробурить дно океана не больше, чем на десятки метров. А подводные вулканы — это природные буровые, дающие возможность судить о составе глубинного вещества в недоступных геологам недрах Земли. Именно отсюда, вместе с расплавленной магмой, выносится огромное количество рудных компонентов, формирующих на дне океана залежи полезных ископаемых. И это еще не все. Само возникновение жизни на нашей планете в последние годы связывают с подводными вулканами.
Для наших буксируемых и обитаемых аппаратов именно вершины подводных гор — самый доступный объект изучения. Они находятся сравнительно неглубоко — иногда всего лишь в десятках и первых сотнях метров от водной поверхности и вполне доступны не только для подводных обитаемых аппаратов, но и для водолазов.
Пройдя через взбаламученное штормами Черное море, «Витязь» зашел в Варну, где к нам на борт взошли веселые и шумные болгарские водолазы, принеся с собой знаменитые габровские истории и запах ракии.