Следователь, Демон и Колдун
Шрифт:
Вдруг оказалось, что отсутствие страха и боли полностью компенсирует отсутствие таких вещей, как радость и любовь. Счастье оказалось не в высших всплесках человеческих страстей, поднимающих разум в мимолётные высоты, а в отсутствии всего того, что нещадно швыряло вниз, в пучины тоски, сомнений и горестей. Просто убрать постоянное «плохо» превращалось в счастье, которым был покой, и в этом покое человеческие радости воспринимались как кукольные смешные вспышки мозгового электричества, задача которых была, в целом, та же, что и у морковки, подвешенной перед мордой у
Следователю захотелось остаться здесь навсегда.
И в тот же миг это мимолётное желание разрушило кристальный покой сияющей черноты, под сводами которой покоилась вселенная.
Всё произошло очень, очень быстро, и как-то буднично: желание, как оказалось, не могло существовать само по себе; это было желание Фигаро. А, значит, существовал и тот, кого можно было назвать «Фигаро» – человек со своими надеждами, страхами и мелочными суетными движениями то ярче, то тусклее вспыхивающего «я».
Фигаро не мог остаться в вечном покое. Он состоял из него целиком, законы и правила, что приводили в движение его хрупкое тело и мятущееся сознание были определены здесь, в этом покое, но были таковы, что исключали этот самый покой для следователя. Так книга, в которой описано самое кровавое убийство или самая горячая страсть спокойно и недвижимо стоит на полке, поблёскивая вытертой позолотой переплёта, ничем не выдавая своё содержимое.
И это правильно, понял на бесконечно короткий миг, что остался от ясности следователь. Не важно, что написано в книге, не важно, что ему каким-то непонятным образом удалось увидеть библиотеку, в которой эта книга покоилась на сверкающей полке. То, что написано в книге, нужно прочесть, у книги должен быть читатель, без которого любая книга просто стопка прошитой бумаги, испещрённая бисеринками бессмысленных значков.
Поняв это, следователь вывалился из безмятежности.
Но сама безмятежность никуда не делась; холодная чёрная чистота была совсем рядом, ей можно было пользоваться, она лежала перед ним; не предлагая себя услужливо и не вопя от ярости к тому, кто посмел посягнуть на законы бытия – нет, она просто была. Договор Квадриптиха был просто заметкой на полях мироздания, несколькими быстрыми вороватыми заметками на полях в Книге Основ, что когда-то неведомая ужасная сила позволила вписать в эту Книгу Мерлину и его гоп-компании.
Правки Артура-Зигфрида и прочих касались того, как работает – как должно работать – колдовство. Они были обширными, но мало интересовали Фигаро. Основное он понял уже давно из рассказов Мерлина: унификация рычагов управления колдовством, фундамент для будущего «господства мудрых», как Артур с горьким ехидством это называл («…молодой болван, кретин, идиот… Но! С чистым сердцем, а-ха-ха-ха-ха!).
Сейчас следователя интересовало другое.
Он широко открыл чёрный глаз Договора, и осмотрелся.
Вот гора – минералы, сопряжения алхимических композиций; структура из векторов приложения сил и
Фигаро понял что происходит менее чем за две секунды.
Из аномалии на вершине Рогатой горы били потоки энергии, и над ними властвовало Нечто. Сила, которой подчинялись волколаки и снежные элементали была не в состоянии управлять Другими, что в избытке обитали в окрестных лесах, но в её власти оказалось направить их сюда без прямого приказа. Для лесной чуди лес под горой был объят колдовским пожаром, и сейчас она, спасаясь, сломя голову неслась сюда, под облака, где один лишь голый камень, где можно переждать эфирный огонь (именно его человеческий глаз воспринимал как молочно-белый туман) что обдирал плоть до костей шишигам и лешакам, сжигал в пепел дриад и чащобников, и даже вендиго спасались от него, сломя голову несясь через глухие буреломы.
«Мы им не интересны. Они просто спасаются, нападая на всё вокруг в приступе животной ярости. Другие напуганы, напуганы до чёртиков, но если мы не будем стоять у них на пути... Да вот же и проход, совсем рядом, чуть левее: тихий и тёмный. Там почти никого нет; вся чудь несётся прямо по склону вверх, и это неудивительно: Другим не нужны человеческие дороги, у них свои тропы...»
«Мда, – прошелестел в голове следователя голос Артура-Зигфрида, – то ли это вы гений, то ли это я идиот. Скорее, второе; мне бы в голову не пришло взаимодействовать с Договором подобным образом»
«Мне рассказать Анне про безопасный путь?»
«Зачем беспокоить девушку? Я уже внёс правки в курсографический вычислитель. Будем на месте минут через двадцать... Френн, приём!»
«Да?»
«Можете заводить на меня дело. Псионическое насилие второй степени. Извините, но мне придётся немного подтолкнуть нашу милую колдунью к определённым действиям»
«Псионическое насилие? – Инквизитор умудрился мысленно фыркнуть. – Без колдовства?»
«Вполне себе колдовское. Метлби – дай ему Святый Эфир здоровья – подбросил мне гениальнейшую идею. Ну, с этими концентраторами. Я расконсервировал... назовём это эфирным конденсатором, и теперь могу творить простенькое колдовство»
«О! И надолго это счастье?»
«Часов на десять»
«Прилично, однако! А загвоздка?»
«С чего вы решили... Ах, ну да: вы же инквизитор. Всё время забываю; вы мне напоминаете одного знакомого вояку. Это, наверное, потому, что вы из Ударного Отряда... Да, загвоздка есть: прибор, который я использую для того, чтобы колдовать питает когнитивные контуры вычислительного ядра заменяющего мне мозги. Через пару часов я начну медленно сходить с ума, а через пять часов превращусь в овощ, не отличающий тёплое от мягкого»