Следователь по особо секретным делам
Шрифт:
«Я тоже нечто подобное Самсону пообещал», – подумал Николай. А вслух произнес:
– Давыденко успел сказать мне кое-что – до того, как за ним пришли товарищи с вашим ордером. Думаю, разоблачить преступника будет не так уж трудно. Иное дело – как обезопасить всех нас от ледяного призрака.
– Если под разоблачением преступника вы понимаете арест Святослава Данилова, – сказал Смышляев. – То должен вас огорчить: с этим придется повременить. Он вчера покинул Москву. И свидетель – водитель такси – показал: Данилов прибыл к Казанскому вокзалу в сопровождении некой дамы. Но железнодорожная милиция уже
– Покинул Москву? – изумленно переспросил Николай. – А своего призрака оставил здесь?
– А откуда вы знаете, что призрак остался здесь? – спросил Валентин Сергеевич.
Николай вздохнул, с силой потер затылок, взлохмачивая волосы, и принялся рассказывать.
Лара уже в десятый или одиннадцатый раз набирала номер служебного телефона Николая. И всё – безрезультатно. А ведь ей было, что ему сообщить! Изучив очередные кипы старых газет и покрывшись пылью с ног до головы, Лара сумела выяснить не только имя и отчество господина Назарьева со старой фотографии – она сумела отыскать важнейшие детали его биографии. И по всему выходило: тот способ сладить с призраком, о котором упоминалось в пропавшей части переписки между Стефанией и Платоном Александровичем, имел прямое отношение к человеку с дагерротипа.
Лара выслушала двадцатый по счету длинный гудок, опустила трубку на рычаг и протяжно вздохнула – так некстати было сейчас это промедление! А главное – куда Коля мог запропаститься? Она боялась даже осознанно подумать, чтобы не накаркать: не случилось ли у него еще одной встречи с Ганной Василевской?
Время близилось к часу дня. И Лара подумала: она может уйти на обед, доехать на метро до «Площади Дзержинского» и вызвать старшего лейтенанта госбезопасности Скрябина к проходным здания НКВД. Конечно, его вообще могло не оказаться в Наркомате, но у Лары уже просто не оставалось терпения – сидеть на месте и продолжать названивать ему.
Она подхватила со стола свою сумочку и уже пошла к дверям закрытого для посетителей зала дореволюционной периодики, где она в полном одиночестве проводила свои изыскания. Но тут эти двери вдруг стали открываться – медленно, издавая натужный скрип. А затем в библиотечный зал протиснулся бочком мужчина: в форме НКВД, но без ремня и без фуражки на голове, рослый, плечистый, с всклокоченными темно-русыми волосами. Он тут же прикрыл за собой двери, и на правом рукаве его гимнастерки цвета хаки Лара увидела наполовину засохшие пятна крови.
– Лариса Владимировна, – умоляюще произнес вошедший, – только не кричите!
Он вскинул перед собой обе руки – ладонями вперед. И на его запястьях блеснули вороненой сталью кольца наручников, соединенные цепочкой.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРОПАВШИЕ ПИСЬМА.
Глава 9. Призраки в Москве
19 июля 1939 года. Среда
Когда Скрябин закончил свой рассказ о ночном происшествии на Моховой, Валентин Сергеевич помолчал немного, что-то обдумывая, потом сказал:
– Вы не
Еще вчера Николай сказал бы с огорчением: «Нет, пока не готова». Но сегодня он выговорил эти слова почти что с радостью. Больше он уже не думал, что «Ярополк» – это подходящее для Лары место.
– Жаль, – вздохнул Смышляев. – А что вы собираетесь делать с мячиком? С материальным, я имею в виду. Вы не считаете, что его следует уничтожить?
– Не думаю, это поможет в борьбе с призраком Ганны, – сказал Николай. – Это было бы слишком просто. Тот способ, который в прошлом веке отыскали сестра Ганны и Платон Хомяков – он явно был другим.
– А если Ганна ведет охоту именно за этим предметом?
И Скрябин хотел уже ответить, что вряд ли: у неё имеется его эктоплазменный аналог. По крайней мере, имелся до вчерашнего вечера. Но тут черный эбонитовый телефон на столе у Валентина Сергеевича зашелся надтреснутым звоном. Руководитель проекта «Ярополк» снял трубку, послушал пару секунд (до Скрябина доносилось только заполошное неразборчивое бормотание), и так побледнел, что Николай даже испугался: как бы Смышляев не лишился чувств. Но нет: бывший актер и режиссер был крепче, чем это могло показаться. Он опустил трубку на рычаг, потянулся к стоявшему на столе графину с водой, налил себе полный стакан и одним духом всю воду выпил. И только после этого поднял глаза Николая, который всё это время неотрывно на него смотрел.
– Давыденко сбежал из-под стражи, – сказал Валентин Сергеевич. – По дороге, прямо из черного воронка.
– Что – всё-таки убил кого-то? – похолодел Николай.
– Слава Богу, нет. Руки ему сковали не за спиной – спереди. Так что он сумел оглушить охранника, который ехал с ним в арестантском отсеке. А потом выбил дверь «воронка» и спрыгнул прямо на ходу. Ваш знакомец, Бондарев, ехал вместе с другим сотрудником МУРа в водительской кабине. И они, представьте себе, ничего не услышали.
Когда Скрябин подошел к двери своего кабинета, возле неё уже переминался с ноги на ногу Миша Кедров. А за дверью – это еще с середины коридора было слышно – надрывался телефон. «Денис, должно быть, мне звонит, – подумал Николай (он сам разрешил телефонистке на наркоматовском коммутаторе переводить на свой секретный номер все звонки Бондарева). – Будет сейчас меня спрашивать, куда Самсон мог бы пойти». Но проблема-то как раз в том и состояла, что Скрябин понятия не имел – куда.
Однако телефон прекратил звонить прежде, чем Николай отпер дверь ключом, и они с Михаилом прошли внутрь.
– Какого ж рожна ему потребовалось бежать? – в сердцах произнес Миша.
Он знал о том, что произошло – как и половина московских сотрудников НКВД: ориентировку на Давыденко разослали по всему городу. И Николай считал: только вопрос времени, когда именно Самсона поймают. Ну, сколько тот мог бы прятаться – в своей форменной гимнастерке с серебряным кантом на воротнике и рукавах, с нарукавными нашивками, на которых в поле щита были изображены меч, серп и молот? А главное – с наручниками на запястьях? Хорошо, хоть в ориентировке четко значилось: взять живым.