Следователь по особо секретным делам

Белолипецкая Алла

Но с Даниловым в тот день они так ни до чего и не договорились. Вера – расстроенная, испуганная и злая – поспешила домой. В тот единственный дом, который она имела: в квартиру Абашидзе. А Святослав Данилов побрел к себе – вернулся к Татьяне Рябининой.

– Но вы не знаете наверняка, кто был тот человек – который за вами следил? – спросил Скрябин.

– Нет. – Красавица-блондинка покачала головой. – Но только с того момента я была уверена: ничего у нас со Святославом не выйдет. Даже когда два дня назад он узнал, что Татьяна

погибла, и предложил мне уехать, я понимала: всё бессмысленно. Всё кончится – ничем.

– Но всё равно поехали с ним? Почему? – не утерпев, спросил Миша.

– Он сказал мне: нас ждет невероятная новая жизнь. Нам надо лишь выбраться… – Она не прибавила «за границу», но это и так было понятно.

Миша явно хотел еще о чем-то спросить, но Скрябин не дал ему задать вопроса.

– Хорошо, – сказал он. – На этом пока и закончим.

И они с Кедровым вышли в неширокий тюремный коридор с выкрашенными зелёной масляной краской стенами, с яркими лампочками в проволочной оплётке, висевшими под самым потолком.

3

Камера, в которую поместили неудачливого беглеца Данилова, находилась на порядочном отдалении от той, где изнывала от тоски его возлюбленная. Формально-то Святослав Данилов не обладал специфическими дарованиями, которые могли бы помочь ему каким-то образом связаться с Верой, но проект «Ярополк» – он всегда оставлял место для сомнений.

Данилов при появлении Николая и Михаила так и остался лежать на деревянных нарах – не на кровати. На вошедших он не поглядел, и Скрябин подумал: этот человек уже всё для себя решил. Не хочет он сотрудничать со следствием. Или – наоборот: готов принять на себя любую вину, чтобы обелить Веру. Ни тот, ни другой вариант Николая Скрябина категорически не устраивал.

– Здравствуйте, Святослав Сергеевич! – громко проговорил он и уселся прямо на нары – у Данилова в ногах, так что тому поневоле пришлось подобрать ноги.

– Доброе утро! – Данилов глянул на Николая, пытаясь изобразить насмешливость во взгляде.

А Михаил, присев на табурет, уже привинченный к полу, снова положил на колено блокнот и вытащил из его пружины химический карандаш.

– Для протокола, – начал Скрябин допрос с традиционной фразы, – на каком основании вы покинули Москву, не испросив отпуска по службе, и отправились в город Новороссийск?

– А ни на каком! Так – фантазия мне пришла. Но я готов нести за свою фантазию полную ответственность – вплоть до высшей меры социальной защиты.

«Ага!» – только и подумал Николай, а потом коротко кашлянул – подавая знак Мише Кедрову, который мгновенно его понял.

– То есть, – проговорил Михаил, делая вид, что записывает что-то в свой блокнот, – вы подтверждаете, что вы планировали вместе с гражданкой Абашидзе Верой Витольдовной незаконно выехать морским путем за пределы Союза ССР?

Данилов вздрогнул и быстро сел на нарах, свесив ноги в ботинках без шнурков.

–

А вот Веру сюда не приплетайте! – В голосе его вроде как звучала угроза, но во взгляде, который он переводил со Скрябина на Кедрова, читалась боль. – Вам что – мало того, что вы у меня забрали? Мало?

– Что вы подразумеваете под этим – забрали? – вскинул брови Николай. – Отняли надежду на будущее?

– Да хватит уже вам придуриваться! – Данилов и в самом деле вспылил – не наигранно. – У вас же мой багаж!

Николай ничего не сказал – попытался вникнуть в смысл этой фразы, так что следующий вопрос задал Михаил.

– Для протокола, – проговорил он и нацелил свой карандаш на страницу блокнота, – что было в вашем багаже?

4

Валентин Сергеевич Смышляев сюрпризам давно уже перестал удивляться. Так что, когда у него на столе зазвонил телефон внутренней связи и секретарь сообщил, что Скрябин и Кедров просят их принять – срочно и безотлагательно, – он произнес:

– Пусть войдут.

Но, когда дверь его кабинета распахнулась настежь, и перед Валентином Сергеевичем возникли двое растрепанных, запыхавшихся молодых людей с раскрасневшимися от волнения лицами, проняло даже его. Он едва узнал в этих посетителях своих подчиненных.

– Наш Данилов раскрыл секрет философского камня! – выпалил Николай Скрябин, едва секретарь закрыл за ним дверь. – Ну, то есть – разработал технологию трансмутации неблагородных металлов в золото.

– Что? Что вы говорите? – Валентин Сергеевич выскочил, будто подброшенный, из своего кресла.

– Значит, вы тоже не знали? – В голосе Скрябина едва ощутимо промелькнуло удовлетворение. – Я почему-то так и думал! Данилов сказал: когда его сняли с поезда, при нем был некий баул – он его назвал словом reconditorium.

– По-латыни это значит – хранилище.

– Да, – Скрябин нетерпеливо кивнул, – я знаю. И в этот рекондиториум он, по его словам, сложил всё оборудование своей алхимической лаборатории – а заодно и открытый им секретный ингредиент. Ну, тот самый: lapis philosophorum – пресловутый философский камень.

– Хотя, как я понял, – вставил слово Кедров, – на деле он выглядит как порошок темно-красного цвета.

– Красная тинктура, – сказал Валентин Сергеевич, быстро выходя из-за стола и направляясь в дальний угол своего кабинета – где имелась дверка, ведшая якобы в хранилище вещдоков «Ярополка». – Алхимики так это вещество называют.

– Точно! – Скрябин, взмахом руки позвав за собой Кедрова, пошагал за Смышляевым следом. – Данилов так и сказал. Этот рекондиториум – он ведь у вас?

– Да, я прошлой ночью убрал вещи Данилова в наше особое хранилище. Признаюсь: я в этот баул заглянул, – Валентин Сергеевич со стыдом поморщился, – но подумал, что там лежит какой-то бесполезный металлолом. Однако решил сохранить его, пока не узнаю, что это такое.