Следователь по особо секретным делам
Шрифт:
– Держу, я тебя держу! – крикнул он.
Однако Лара перил не выпустила – и смотрела с ужасом вниз, за пределы балкона. И Николай скорее по наитью, чем при помощи зрения уловил, что там происходило: вдова инженера висела на Ларе, ухватив её за ноги. И не просто висела, а еще и раскачивалась – о чем явственно говорило дергание Лариных рук право и влево.
– Варвара, прекрати качаться! – заорал Николай. – Я вытащу вас обеих, если ты будешь спокойно висеть!
Но вдова только расхохоталась – сиплым и каким-то замирающим смехом. Она явно знала, что часы – минуты! – её пребывания на земле уже сочтены, и обещанием спасения её было не
Руки Лары дрожали: её пальцы на балясинах вот-вот могли разжаться. И, как бы крепко Николай её ни держал, его сил тоже вряд ли хватило бы надолго. Старший лейтенант госбезопасности в который уже раз проклял специфику своего телекинетического дара – позволявшего ему воздействовать лишь на неживую материю. Он попробовал зацепиться взглядом за ворот Лариного жакета, но увидел – и почти услышал – как рвутся нитки в его швах. Так вытащить её он тоже не мог.
Он подался вперед, уперся лбом и плечами в балконные балясины. У него лежал в кобуре пистолет Андрея Назарьева, но извлечь его он не мог: одной рукой обеих женщин ему было не удержать. Да и не стал бы он стрелять из такой позиции – рискуя попасть в Лару. Так что Скрябин задумал иное. И, чтобы исполнить задуманное, он должен был увидеть вдову инженера.
Сперва в поле его зрения попали её мучнисто-бледные пальцы, стиснувшие Ларины лодыжки. И этого было недостаточно. Николай наклонился сильнее, еще крепче прижимаясь к балконному ограждению лбом. Он бы и голову просунул между балясинами, будь они расположены чуть пошире.
– Коля, – проговорила Лара потерянным шепотом, – мне кажется, я падаю.
Её пальцы разжались, и Николая с силой дернуло вниз от перепада веса. Если бы он уже не прижимался к балясинам, то непременно разбил бы себе о них голову. А так – он ощутил только резкую боль в руках и плечах. Но – почти не заметил этого.
Он глядел на ноги повисшей под балконом женщины – на ноги Варвары Хомяковой. С одной из них модная туфля на шпильке уже слетела, но на другой – всё еще болталась. И Николай подцепил её взглядом – одним рывком сдергивая с Варвариной ступни. А потом – просто сделал то, что должен был: вонзил стальную шпильку каблука в левый висок вдовы инженера. После чего еще надавил, проворачивая туфлю по часовой стрелке.
Варвара издала вопль – страшный, но очень короткий. А потом её алебастровые пальцы разжались, и она полетела вниз – под балкон, на чисто выметенный дворником Силантьевым асфальт.
Скрябин дернул Лару на себя так сильно, что сам завалился на спину – а девушка упала прямо на него. И ему понадобилось не меньше десяти секунд, чтобы заставить себя разжать пальцы на её запястьях: синапсы в его мозгу будто заявили протест, и мозг не желал передавать рукам никакие команды. А когда он всё-таки Лару отпустил и встал на ноги (колени его ощутимо подрагивали), то первым долгом шагнул к перилам балкона и, свесив голову, глянул вниз.
Солнце над Москвой уже встало, так что деревья во дворе отбрасывали длиннющие тени. И в этих тенях распластавшаяся на асфальте фигура с одной подогнутой ногой и поднятыми к голове руками тоже сперва показалась Скрябину несуразно длинной. Но потом он понял: это из разбитой головы Варвары вытекает в овальную промоину на асфальте темная кровь, иллюзорно придавая вдове лишние сантиметры росту. Вся неестественная, гротескная длина начисто пропала из её тела. Как пропала и белизна кожи. И сейчас, среди рассветных теней, её фигура казалась черной, как
– Черт! – пробормотал Николай. – Вот черт! Уж её-то я точно не желал убивать!.. Но то-то будет радости инженеру Хомякову…
И он – некстати, неуместно, – издал хрипловатый, неудержимый смешок. А Лара у него за спиной тут же этот нервный смех подхватила. И они оба – рискуя перебудить всех жильцов дома в пятом часу утра – смеялись без остановки минуту или полторы. У Лары даже слезы на глазах выступили.
– Может быть, – выговорила, наконец, девушка, – нам нужно позвонить тебе на службу? Вызвать сюда кого-нибудь?
Но ответить ей Скрябин не успел. Из комнаты, куда сквозняк затягивал балконные шторы, донесся вдруг металлический звук: лязгнул передергиваемый затвор пистолета. И Николай уразумел сразу: это лязганье издал его собственный пистолет, брошенный им в пылу погони за вдовой.
Скрябин и Лара вместе отпрянули за притолоку балконных дверей – так, чтобы стена дома прикрывала их. А в следующий миг старший лейтенант госбезопасности уже выхватил из кобуры чужой пистолет – «ТТ» Андрея Назарьева.
– Валерьян Ильич, не глупите! – крикнул Николай. – Я не хочу в вас стрелять, не вынуждайте меня!
– Вам и не придется, – услышали они спокойный голос театрального вахтера, – я сам всё сделаю. А вы, уж пожалуйста, объясните своим товарищам: мой сын о моих планах ничего не знал. Так что он – не ЧСИР.
Николай медленно, очень осторожно выглянул из-за балконной притолоки.
Пожилой вахтер стоял посреди комнаты и – вдавливал себе в висок дуло пистолета, принадлежавшему Скрябину. Глаза старика так обильно наполняли слезы, что вряд ли он мог видеть хоть что-то.
На Николая нахлынули одновременно и жалость, и отвращение. Он хотел предложить Валерьяну Ильичу положить пистолет. Хотел сказать этому умнику, возомнившему себя гением фантомологии и еще черт знает кем, что Смышляев наверняка пощадит его: отправит в шарашку «Ярополка», где уже трудилось немало особо одаренных преступников. Андрей же Назарьев – если подтвердится, что он не был посвящен в планы своего отца, – не получит даже служебного взыскания. В конце концов, Скрябин хотел усовестить театрального вахтера – сказать, что стыдно ему, дворянскому сыну, удирать вот так, по-заячьи, на тот свет, чтобы избежать наказания за свои художества.
Но Николай слишком устал, был слишком зол и слишком недоволен собой, чтобы вступать в переговоры с этим человеком. И он просто стоял, не сводя глаз с пистолета «ТТ» в руках Валерьяна Ильича, пока не прогремел выстрел.
ЭПИЛОГ
5 августа 1939 года. Суббота
В кабинете Валентина Сергеевича лежало прямо на полу всё то, что осталось от оборудования алхимической лаборатории Святослава Данилова. И Николай Скрябин не имел никакого отношения к тому, что эти колбы, реторты и тигли пришли в столь плачевное состояние. Так что смотрел он на весь этот разгром с чувством благодарности. Хоть это была благодарность и не вполне уверенная, сомневающаяся. Он понятия не имел, когда именно бесценные инструменты алхимика пришли в негодность. Машину Хомякова, в которой это оборудование находилось, удалось найти далеко не сразу. Хитрюга Валерьян Ильич отогнал её на дачу инженера, и соседи при виде знакомого автомобиля марки «ЗиС-101» подумали, что на этой машине приехала Варвара.