Следственная некромантия
Шрифт:
– Он меня не тронул, - Лили встала между мужем и Ромериком. – Слышишь? Не потому, что не успел. У него есть немного благородства, только оно спрятано… Глубоко очень. Он болен, Ирвин, - последнее девушка добавила уже шёпотом. – Не надо с ним драться, правда.
Ирвин едва успел прикусить язык, чтобы не спросить, почему же Лили тогда плакала. Он понял – как-то внезапно, словно на него снизошло озарение. Конечно, плакала! Потому что даже если Ромерик оказался благороден и не стал настаивать ни на чём, это не отменяет прошлый жизненный опыт. Лилиан уже была жертвой – и тогда чудом смогла отбиться. А всё, что происходило сейчас, почти полностью
– Я не знал, - тихо произнёс рыцарь. – Я думал, я иду сюда, потому что меня ждут. Я не стал бы… Никогда не стал бы! – последнее он почти выкрикнул, запальчиво, будто надеясь криком что-то доказать. – Я – мужчина, настоящий мужчина, а не какой-то мерзкий преступник. Я рыцарь! И моя честь никогда б не позволила мне!..
Он не договорил, словно само то слово было запретным – или потому, что напоролся на злой взгляд Джены.
– Ну и дурак, - без привычного сюсюканья выпалила она. – Женщина сама может не понимать, чего она хочет! А если ты так рассчитываешь на то, что эта дрянь будет добровольно перед тобой стелиться, то не надейся! Она даже за моего сына, - судя по тону, Джена всё ещё высоко оценивала Ирвина, - выскочила только по пьяни. Хотя, может, сама и споила! Так ты её в постель уложить не смог?
Ирвин медленно повернулся к матери. Он уже не успел заметить расстроенный и недоумевающий взгляд Ромерика, в сознании которого не укладывалось, что та добрая женщина, обещавшая ему взаимную любовь, могла говорить такие вещи.
– Не понимать, чего она хочет, значит? – переспросил Сияющий. – Разумеется. Ты одна у нас что-то понимаешь, правда?
Он сделал шаг к Джене, оказывается, следом забежавшей в комнату, и мать попятилась.
– Ирвиша, - заблеяла она, вновь притворяясь покорной овцой, умеющей только соглашаться. – Ирвишенька, что же ты… Я ж всё для тебя…
– Для меня? – сверкнул глазами он. – Для меня?! Ты для меня просила этого влюблённого идиота взять женщину силой?! Может быть, лучше б он потренировался на тебе?
Джена заморгала и запоздало покраснела.
– Ну что ты! – прошептала она. – Ирвиша, как ты можешь такое говорить? Я ведь твоя мама! Ты должен меня уважать!
Ирвин зло усмехнулся. В его глазах плескалась неподдельная, искренняя ненависть.
– Я уверена, - не умолкала мать, всегда считавшая, что лучше всего прочно заболтать противника, тогда он и не подумает нападать, - что с Дорой тебе бы было гораздо легче, чем с этой некромантшей! Она тебе не подходит. Мерзкая девка, тёмная ведьма...
– Замолчи.
– Что?
– Замолчи, - равнодушно повторил Ирвин. – Или я заморожу твой язык навечно. Уверен, что папа только спасибо скажет. Всё равно ты не способна сказать ничего хорошего.
Джена вспыхнула. Не раздумывая над тем, что делает, она занесла руку и залепила сыну звонкую пощёчину.
– Я – твоя мать! – воскликнула она. – Мать! И ты должен обращаться ко мне с уважением, мерзкий мальчишка, иначе я… Иначе я…
Ирвин невольно потянулся к краснеющей щеке и усмехнулся.
– Поставишь меня в угол? – он склонился к Джене ближе. – Нет, не так. Ударишь. Или запрёшь в тёмной комнате, по которой иногда бегают иллюзорные крысы, чтобы мерзкий мальчишка знал, с кем разговаривает, а потом скажешь папе, что я сбежал? Чтобы профессор Куоки, не умеющий бить, потом часами отчитывал сына за проступок,
Джена вздрагивала от каждой острой, бьющей по самолюбию фразы.
– Но ведь я, - прошептала она, - и вправду знаю, как лучше. Неужели ты не понимаешь? Ты очень непослушный мальчик. Вот твоя сестра…
Ирвин сжал руку в кулак. Его никто не останавливал, даже Лили, прекрасно знавшая вторую сторону магии целителей.
Сердце матери затрепыхалось, чувствуя чужую, сжимающуюся вокруг него магию.
– Это ведь ты отца поломала, - вдруг понял Ирвин. – Не было никакого проклятия, ты его придумала. Ты просто заставила папу жить по твоим правилам, поила его какой-то дрянью, чтобы твой был. И меня ты родила, как средство привязки, а профессор Куоки, наверное, вздумал заявить, что он может ребёнка и один воспитывать, если тебе в тягость, но жениться для этого необязательно. Ты ему и часы эти подсовывала, и алкоголь, правда?
Бледная, как стена, обмертвевшая Джена только прошептала:
– Я же твоя мама… Я знаю, как лучше… Ты ведь мой сыночка.
Ирвин отшатнулся от неё, словно от прокажённой.
– Мама? – переспросил он. – У меня нет мамы. Я – сирота, который сам выстроил всё, что у него есть. Возможно, изредка опирался на помощь профессора Куоки, когда у того случалось временное прозрение. Пожалуй, он может изредка ко мне обращаться, ты ведь не объяснила ему, для чего артефакт берёшь? – этот вопрос, впрочем, и не требовал ответа, Толин уже много лет подряд не слишком правильно воспринимал реальность.
– А у тебя нет сына, Джена.
Женщина потянулась к нему, но Ирвин только брезгливо отступил на шаг назад и повернулся к Лили.
– Я думаю, нам пора прекратить весь этот цирк. Мы – муж и жена, а значит, имеем полное право жить в одной комнате.
Лили опасливо покосилась на Джену. Она всё ещё не могла до конца принять то жестокое отречение, которое минуту назад совершил Ирвин. Понимала, что на то есть причины, а случившееся – всего лишь последняя капля, но всё равно до конца не могла признать, что это произошло.
– Всё в порядке? – Ирвин протянул к жене руки, словно давая возможность определиться, способна ли она принимать его после всего сказанного.
Ирвин прекрасно понимал, что показал себя не с самой лучшей стороны. Что его отношения с матерью – болезненная, колкая тема, а теперь от неё ничего не осталось, камня на камне, потому что Джена всё смела своим поступком. Добила, утопила всякие сыновьи чувства, которые ещё могли жить в его сердце.
И всё же, он надеялся, что Лилиан, не зная предыстории, поймёт.