Следствие не закончено
Шрифт:
Один, неторопливо и размеренно, походкой уравновешенного, очень довольного жизнью человека шагал Иван Григорьевич по полям, лугам и рощам. Шел и напевал негромко, но настойчиво один и тот же сочиненный им самим и тут же уложенный в нехитрый мотивчик куплет:
Адмирал Нахимов — бравый адмирал! Адмирал Нахимов с турком воевал. Русского солдата знает целый мир. Адмирал Нахимов турка победил!Очень понравился Ивану Григорьевичу этот несложный куплетик, непонятно по какой причине
Как будто и веселого ничего не произошло за эти последние дни в жизни Ивана Григорьевича. И с Бубенцовым хотя и не ссорились, но зря, пожалуй, говорится, что «худой мир лучше доброй ссоры». Хорошая ссора — она иногда просто освежает отношения, а главное, вносит ясность. А «худой мир» — это что-то вроде стариковского, махорочного кашля. И болезни нет, а жить человеку и самому скучно и другим неинтересно слушать, как часами кашляет и брюзжит от кашля старичок.
…Адмирал Нахимов с турком воевал…И Клавдия уехала. Наверно, месяца четыре теперь не увидится Иван Григорьевич с девушкой. А ведь как дорога она ему стала, особенно за последние дни, когда перед самой разлукой поняли вдруг оба, что жить одному без другого просто глупо и неинтересно. Как в последний, раз перед разлукой обняла Клаша у вагона Ивана Григорьевича гибкими и сильными, горячими руками, как прижалась к нему, доверяя и отдавая всю себя безраздельно! Даже случайно наблюдавший с тормозной площадки сцену прощанья кондуктор крякнул и сказал одобрительно:
— Вот, братцы, как у нас!
Но ведь ласковая Клавдия уехала, а папаша ее остался под боком. Неласковый к Торопчину папаша — это Иван Григорьевич теперь знал твердо. От такого папаши, кроме пакостей, ничего не жди. Чего же тут веселого?
…Русского солдата знает целый мир…И в райком вот-вот вызовут для объяснений. Недаром ведь Матвеев собрал кое-какой «материалец». Даже то, что Торопчин приходил «спаивать» Бубенцова, в райкоме знали. И то, что он резко поспорил на собрании правления колхоза с председателем и завхозом, Матвееву кто-то сообщил на другой же день. Нет, не без «добрых людей» свет. А повздорил с Бубенцовым и Кочетковым Иван Григорьевич из-за того, что поставили они на правлении вопрос о взимании через народный суд задолженности с соседей-колхозов и некоторых учреждений района. И еще по двум членам правления излишне резкое выступление, Торопчина пришлось рикошетом. Ведь формально, может быть, они, а не секретарь партийной организации, были правы. Да какое дело Бубенцову и тем, кто его поддерживал, до того, что колхозникам «Светлого пути» или имени Шверника сейчас очень трудно вернуть долг. А разве «Заре» легко живется? Ну, а в постановлении правительства прямо говорится…
Да, может второй секретарь райкома Петр Петрович Матвеев «пришить» непокорному руководителю низовой партийной организации и такое нарушение. Но…
…Адмирал Нахимов турка победил…Бодро и весело шагает Иван Григорьевич по полям и перелескам. Иногда заводит его утоптанная до глянцевитости стежка в поросшую по склонам дубнячком
Кое-где работают люди, большинство женщины. Вышли звенья на первую прополку и подкормку проса, шаровку сахарной свеклы, табака и подсолнечника. Вдоль опушки молодого, видно, посаженного в годы войны и не набравшего еще силу леска пасется колхозное стадо.
«Ага, обретает животинка упитанность. Хорошо!» — одобрил про себя Иван Григорьевич, глазом специалиста, окидывая коров и телок. Приметил и быка, коротконогого, с толстой обвислой шеей, угрюмого. «А производитель-то неказист. Не чета нашему Танкисту. Видать, перемешанных кровей».
Дальше шагает Иван Григорьевич. И очень вольготно дышится ему. Да на самом-то деле, чего он будет бояться, раз совесть чиста!
…Адмирал Нахимов — бравый адмирал! Адмирал Нахимов с турком воевал…Ничуть не испортил настроения и дождик, неожиданно пролившийся из совершенно непохожего на тучу куцего облачка. Торопчин подлез под составленные шатром у дороги плетеные щиты и, закурив, дружелюбно посматривал на то, как блестит и искрится в солнечных лучах частая водяная сеточка. И, даже не дождавшись окончания дождя, вылез из-под укрытия и зашагал дальше.
Вот и не верь после этого в предчувствия!
Чувствовал, ну наверняка предвидел «духовным оком» Иван Григорьевич Торопчин, что ожидает его в этот день большая радость. Что встретит он сегодня человека, который разом разрешит многие его сомнения. Дорогого человека встретит — друга. Хоть и не раскидывал карты, а угадал, «на чем сердце успокоится».
Торопчин уже вступил во «владения» своего колхоза, когда его нагнал изрядно потрепанный и потерявший воинственный вид и окраску плосконосый автомобильчик — «жук на колесиках», как прозвали эту машину ребятишки.
Услышав сзади озабоченное урчание, Иван Григорьевич сошел с дороги и оглянулся. Оглянулся и не поверил своим глазам.
— Наталья Захаровна!.. Да вы ли это?
— Смотри!.. И этот, кажется, хоронить меня собирался, — легко выскакивая из остановившейся машины и идя навстречу рванувшемуся к ней Торопчину, заговорила Васильева. — Да тише ты, сумасшедший! Нет того, чтобы даме ручку поцеловать. Учу, учу вас, чертей, галантности!
Иван Григорьевич действительно, ухватив обе руки Васильевой, сжал их крепко-крепко. Он был радостно взволнован неожиданной встречей. Поговаривали ведь, и настойчиво, что первый секретарь райкома серьезно болен и вряд ли скоро поправится.
— Исхудали вы как… Наталья Захаровна, миленькая.
И в самом деле, только недавно поднявшаяся с больничной койки Васильева фигурой теперь напоминала девочку-подростка. А лицо побледнело, обострилось, покрылось около глаз сеточкой морщинок, И только глаза — беспокойные и насмешливые, то дерзкие, то ласковые — остались прежними. Да задорно выбивалась из-под газовой косыночки и баловалась на ветру веселая прядка волос.
— Молчи уж! Сам-то хорош — тоже как гусеница. Ничего, Иван Григорьевич, были бы кости целы. Обком на курорт меня отправляет, аж на Черное море! Во как — завидуйте, люди!.. А Данилыч ваш медку мне прислал целую кринку. И письмо какое написал — прямо как невесте. На двух листах, красными чернилами. Заботится все-таки старик. Только не знаю, о ком.