Следствие не закончено
Шрифт:
— Вот это правильный секретарь!
— Петр Петрович, он, брат, политику понимает!
— Ну, так ведь на то поставлен человек.
Уходя, Фролов поманил к себе заведующего чайной, вывел его под руку на крыльцо и здесь сказал наставительно:
— Я должен предупредить вас, Яков Прохорович, чтобы все было, как говорится, чинно-благородно!
— Насчет этого, товарищ Фролов, можете быть спокойны, — заверил секретаря Балаш-старший. — Ведь Александр Тимофеевич мне человек не чужой, так что мы сами не допустим ничего такого… излишнего.
И
— Правительство, брат, все понимает, ты у нас в МТС рупь, а мы гривенники!
К вечеру в отдельной комнате, где пировала компания, появились женщины. Это пришли поздравить брательника две дочери Якова Прохоровича — жена районного прокурора Раиса и старшая, Антонина, прибывшая специально для этой цели из области на мужниной «Победе». Вместе с сестрами проникла в «Макеевку» и вдова Надежда Лагутина — женщина ростом невысокая, но в теле, с бездумным лицом и бесстыдно завлекательными глазами.
Появление трех женщин, молодых, красивых и нарядных, которых сопроводил в «Макеевку» сам Яков Прохорович, внесло новую струю оживления и заставило подтянуться распустивших было языки гуляк. А на столе появились бутылки с легким вином и тарелки с конфетами и печеньем.
Пропустив за здоровье двоюродного братца по паре лафитников портвейну, Раиса и Антонина переглянулись и завели одинаково низкими голосами старинную песню:
Поехал казак на чужбину далекую На верном коне на своем вороном…Пели сестры протяжно и задумчиво. Со второго куплета им заливисто начала подтягивать вдова. А все мужчины сидели смирно И слушали.
Пускай на кургане калина родная Растет и красуется в жарком цвету.Но как только закончилась хорошая песня, снова ядовито забулькала разливаемая но стаканам водка и снова в густом табачном чаду разгорелся бестолковый галдеж:
— Ты, Александр Тимофеевич, у нас в МТС рупь, а мы гривенники!..
Уже в первый день гулянки кое-кому показалось странным, что сам виновник торжества был «вроде как не в себе». Сидит и молчит. И вино сегодня на Балаша будто не действовало, хотя пил он много и так же много и неразборчиво ел. Смущало некоторых собутыльников и то, что Александр Тимофеевич вдруг, словно спохватившись, нацеливался в их лица своими недобрыми, редко мигающими, как у хищной птицы, глазами, словно обругать собрался.
Не развеселило Балаша и появление
А настроение комбайнеру испортил на весь день его старательный и молчаливый помощник на комбайне и родной сын Балашов Василий Александрович.
Это он остановил на второе утро Александра Тимофеевича у входа в «Балашовку» и, глядя в лицо отца угрюмо-осуждающими глазами, сказал:
— Домой зашли бы, батя. Хоть ненадолго.
— Для какой цели-надобности?
— Мамаша просила. И дочкам повидать вас охота по такому случаю. Ваши ведь.
— А то они меня год не видели! — Старший Балаш сердито хохотнул, пытаясь скрыть этим свое смущение.
— Если и сегодня не придете, я напишу на вас заявление Павлу Трофимовичу, — сказал Балаш-младший.
— Ты что?.. Отцу грозишь?
— Сегодня подожду, а завтра утром пойду в райком! — еще тверже подтвердил Вася.
— Ах ты гаденыш! — гневно вскипел Александр Тимофеевич и даже поднял было на сына свою тяжелую руку, но…
И как это он не замечал до сих пор, что сын почти сравнялся с ним ростом. А лицом походит на деда Тимофея. Да и взгляд у Василия, как у всех Балашей, в ату минуту стал пристальным и недобрым.
— Отца моего пока что никто не называл гадом, так почему же я гаденыш? — сказал Вася, повернулся и, как-то неуверенно ступая, пошел наискосок через площадь.
И хотя Александр Тимофеевич не появился в своей семье ни в этот день, ни на следующий, угроза, впервые прозвучавшая в словах сына и еще убедительнее выразившаяся во взгляде Василия, все время будоражила сознание комбайнера какой-то смутной тревогой, а потом начала раздражать: «Отца моего пока что никто не называл гадом…»
Тяжелые слова, страшнее ругани.
И даже мутный водочный угар не может вытеснить эти слова сына из головы.
На второй день загула компанию комбайнера составляли четыре человека: трое мужчин и женщина. Мужчины, все трое, — пустяковые людишки, мелкие и льстивые прихлебатели за чужим столом. Под стать им сегодня выглядела и вдова Надежда Лагутина; известно, хорошая женщина в такой компании гулять не будет.
К вечеру второго дня гулянье вступило в такую стадию, когда не только трезвому человеку со стороны, а и самим пьянчужкам становится противно смотреть и на загаженный стол и друг на друга.
И не случайно такие пьянки почти всегда кончаются тупой я бессмысленной руганью, а нередко и дракой.
Так получилось и на этот раз.
На улице было уже совсем темно, когда дверь «Макеевки» широко распахнулась и в комнату вошел помощник комбайнера Василий Балашов. Конечно, если бы Александр Тимофеевич был потрезвее, он сразу почувствовал бы, что и решительный вид и, как ему показалось, заносчивое поведение сына были вызваны горькой обидой за отца, а также искренним желанием помочь отцу избавиться от дурманящего влияния вина и никчемных людей.