Следствие не закончено
Шрифт:
— Вот ты и не вякай! — неожиданно напустилась на парня пожилая женщина с гусем. — Ишь расселся на хорошем месте, лодырь!
— Кто это лодырь? — на круглом белобровом лице парня выразилось удивление.
— Да хошь на себя посмотри, хошь на него: сошлись толстомясые как два лопуха под тыном. Тьфу!
— Но, но!.. Вы, мамаша, выражайтесь поаккуратнее, поскольку беседуете с неизвестными вам людьми, — произнес парень с достоинством.
— Вот именно! — поддакнул и Повидло, почувствовавший союзника.
— Ох, напугали! А что вы за люди такие,
— Мы? — Парень погасил о подошву щегольского полуботинка папиросу, затем поднялся с земли, заботливо отряхнул брюки и лишь после этого внушительно отрекомендовался: — Платон Ермаков, не слыхали, часом, про такого лодыря?
— Нет, не приходилось. Знала до войны одного Ермакова, так то был старец, церковный староста от Сорока мучеников.
— Ермаков?.. Позвольте… — Повидло часто заморгал глазами, припоминая. Потом обратился к женщине с торжествующей укоризной: — Эх, вы! Не узнали лучшего нашего машиниста и депутата в горсовет! Вот и всегда у нас так, не разберутся…
— Так ведь у него на лбу не обозначено, что он депутат, — нимало не смутившись, сказала пожилая женщина. И, перецепив корзинку с гусем на другую руку, добавила не без ехидства: — Мне что удивительным показалось, уважаемые старички и те взялись к празднику порядок в городе наводить, а два молодых мужика знай себе похохатывают. Будто веселое кино смотрят.
— Понятно, мамаша, но все-таки… Не знаю, как товарищ, а я зубоскальству не обучен. Вот какие дела, — сказал Ермаков и, степенно раскачиваясь на ходу, направился на площадку.
— Дела, коли так, ничего. В самый раз дела! — сказала пожилая женщина вслед Платону уже приветливее и пошла в другую сторону, кренясь от увесистого гуся.
И домохозяйки и Платон Ермаков поработали на стройке недолго: у женщин своя забота — дом, а молодому машинисту во вторую половину дня надо было заступить на смену. Но вскоре после ухода этих добровольных помощников бригада Анны Петровны Захаровой получила новую поддержку: со стекольного завода на строительство прибыло сразу семь человек — бывшие ученики и подручные Ивана Нефедовича Козлова. И эти сноровистые к физическому труду люди поработали неполных три часа, но кирпичей уложили за это время столько, что основному составу бригады хватило бы на три, а то и на четыре рабочих дня.
— Вот только сейчас я понял, насколько благороден труд строителя! — возвестил Средневолжский, картинным жестом обведя полуметровое основание стены. — И если б демон или рок вернул меня к истокам жизни, как Фауста, и, поверьте, други, я не стал бы лицедеем! Подумать только, это зиждется моим трудом! Кто же я?.. Создатель?!
Несмотря на то что созидательный труд Кондрата Михайловича по строительству бани был весьма незначителен, никто из друзей актера не стал возражать ему.
Давно закончился рабочий день, и тени двух раскидистых вязов застлали уже половину пустыря, но старички не спешили расходиться по домам. Довольные и за сегодняшний день почти не уставшие, сидели они рядком на бревнышке, ни дать ни взять — куры на нашесте;
5
Снова горячий и волнительный денек выдался для Федора Федоровича. Началось за утренним чаем.
— Ну что, Феденька, скажешь про сегодняшнюю передовую? — многозначительно начала разговор его мамаша.
— А я еще не успел просмотреть газеты. И вообще, мамочка, я в последние дни, кроме заявлений о ремонте, ничего не читаю.
— Это хорошо.
— Чего ж тут хорошего?
— Это хорошо! — повторила Фелицата Ивановна и пододвинула сыну газету. — Вот полюбуйся: как в воду глядела твоя мать!
— «Больше внимания к повседневным нуждам трудящихся», — прочел Федор Федорович заголовок передовой статьи и, хотя не сразу догадался, в чем же, собственно, проявилась забота его матери о нуждах трудящихся, из вежливости поддакнул: — Да-а, действительно.
— Нет, ты прочти внимательнее, я даже специально отчеркнула.
«…клубы, театры и стадионы, клиники и школы, баннопрачечные комбинаты и предприятия общественного питания; необходимо признать, что в ряде наших городов и сел партийные и советские руководители, видимо, забыли, какое значение социалистическому переустройству быта придавал Владимир Ильич Ленин».
— Чувствуешь? — заговорила Фелицата Ивановна торжествующе. — В ряде городов забыли, а у нас — по любой улице пройди: тут строим баню, там ремонтируем театр, на Пролетарской площади пионеры высадили уже шестьдесят две липки — сама считала! Вот еще на стадионе у комсомольцев думаю побывать; как у тебя сегодня с машиной?
— Не знаю еще. А ты, мамочка, лучше в клинику к Виктору Евгеньевичу понаведайся, узнай, как там? — сказал, заботливо разглаживая газету, Федор Федорович. — А на стадион я сам заверну. По пути.
Однако, завернув на стадион по пути, Потугин пробыл там до обеда.
Началось с того, что комсомольцы высадили его из машины и направили на новенькой потугинской «Волге» двух парней в Пастуховское лесничество. Да еще заставили Федора Федоровича собственноручно написать директору завода записку, от чего он уже отвык: на то существует смышленая секретарша Нинель Лопатина.
Затем его втянули в производственное совещание, на котором обсуждался план физкультурного парада на тему «Крайгороду 800 лет». Впрочем, заседать для Федора Федоровича было дело привычное.
Хуже, что после совещания озорные девчата чуть не силой затащили Потугина в буфет, чтобы он воочию убедился в том, как в Крайгороде заботятся о спортсменах.
Оказалось — так себе; однако Федор Федорович добросовестно скушал порцию невкусного винегрета, потом пожевал для приличия пирожок с повидлом далеко не первой свежести, отхлебнул теплого кофе «Здоровье» и, обидевшись, написал вторую записку — на этот раз товарищу, ведающему в Крайгороде предприятиями общественного питания.