Следствие ведут знатоки
Шрифт:
«Ничего не вытанцовывается! А Багров все ближе… Но, собственно, кто поручится, что его несет именно в Еловск? Ах, да, Паша ручался. Впрочем, были случаи, и он обманывался…»
Пришел еще и еще кто-то, присоединился к обсуждению.
— Давайте зайдем с другой стороны, — сказал Томин. — Нет ли серьезного нераскрытого преступления — старого, еще до ареста Багрова?
Дежурный сощурился, стараясь уловить мысль Томина.
— Это, значит, ход такой: Мишка чего-нибудь натворил и, пока не поймали, сел по мелочи?
— А
Томин кивнул.
— Хитро! Да только не про нас. Ничего хоть мало похожего. Верно, Егорыч?
— Бог миловал. У нас «висячек» вовсе нет, — похвастался он к слову.
— А коза, Егорыч?
Все засмеялись.
«Счастливые люди. Единственная „висячка“, да и та из козьей жизни».
Но слушать про козу было некогда. Шмель гудел неотступно, и благодушное настроение присутствовавших начало понемногу раздражать. Не усидев на стуле, Томин взялся расхаживать по просторной дежурке.
«Придется вернуться к Пашиной версии. Только не сразу тыкать пальцем в жену».
— Ставлю на повестку дня семейный вопрос, — объявил он. — Домочадцы, родственники в Еловске. Какие родственники? И какие события? Все подряд.
Стали перебирать:
— Варвара — золовка — двойню родила.
— Катерина Багрова со своим Витькой поссорилась. Тихон сессию в техникуме сдал…
— Старика Багрова ревматизм скрутил… А старуха у дочери гостит. А двоюродная сестра…
«Мать честная, все-то они знают, а толку чуть! Тут до вечера не переслушаешь».
— А что насчет отношений с женой? — спросил он, перекрывая галдеж.
Наступило общее несколько натянутое молчание. Затем ответил какой-то грузный, лысоватый, сильно на возрасте:
— Я вам скажу откровенно, ничего хорошего ни ей, ни ему. Он наш коренной, можно сказать, на печи вырос, она — ленинградская. Совсем две разные породы. Не пара она ему была, не пара и осталась.
Дежурный запротестовал:
— Верней — он ей не пара, вот эта да! Майя когда приехала, мы только рты раскрыли! Если бы у Михаила не те кулаки, его бы с зависти извели, когда он ее у директора отбил!
— Потому что хват был, не вам чета! — вскинулся лысоватый. — Ведь такой парень под уклон пошел! Бывало, что на аккордеоне, что плясать… И ничего на свете не боялся, пятерых подряд мог на обе лопатки!
В дежурку вопросительно заглянул высоченный молоденький парнишка.
— Виктор Зуев из штаба дружины, — шепнул Томину участковый. — Катерины Багровой, можно назвать, жених. Может, пригодится?
— Может, и пригодится.
Участковый сделал парню знак войти. Томин обернулся к дежурному:
— Вы директора помянули. Кого имели в виду?
— Семен Григорьича, конечно, — удивился тот, настолько это казалось ему общеизвестным.
— Фабулу в двух словах.
— Да это уж дела давно минувших дней…
— Э-э, не говори,
Виктор нервно вылез вперед:
— Простите, я не понимаю… Зачем этот странный разговор?.. Дескать, не ржавеет…
— Ты, Витя, погоди, тут серьезный вопрос, — остановили его и велели сесть. Опять завелся общий гомон:
— Зачем бы Семен Григорьевичу здесь оставаться?
— И то верно…
— Как Майя с Михаилом поженились, ему был прямой путь обратно в Ленинград.
— Не верил Семен Григорьевич, что они уживутся, ждал, пока Майя Петровна не выдержит. Вот что я думаю, — припечатал участковый.
Виктор положительно не был способен высказываться сидя. Снова вскочил:
— Почему вы ему приписываете что-то такое?.. Он всю душу отдал школе, возился с каждым, как с собственным! Я Семен Григорьевича глубоко уважаю и люблю…
— Вот чудак! — изумился дежурный. — В Еловске такого и человека нет, который бы Семен Григорьевича не уважал. Мы ведь о другом — мы о Багрове сейчас.
— А что о нем? Пьяница и скандалист, каких мало!
— Сплеча рубишь, молод еще! — оборвал лысоватый. — Ихняя вся порода такая. Дед до восьмидесяти лет за стол без рюмки не садился. Он до революции извозом промышлял — Савелий Багров, — так иной раз на большой дороге наскакивали по трое, а то и по четверо — голыми руками расшвыривал! Михаил Багров — лихих кровей! Вот откуда норов.
— Неужели вы не согласны, что он антиобщественный? — не сдавался потенциальный зять.
Лысоватый утратил свой пыл.
— Теперь уж, конечно, антиобщественный… Какой-то в нем надлом случился. Стал человек себя терять.
— Э, Павел Матвеич, — махнул рукой дежурный, — по-русски это называется просто: спился.
— Просто? Про Михаила-то Багрова — просто? Когда он что спроста делал, скажи? Мы что — сплетничать собрались? Или заметку в стенгазету сочиняем? Если станем примитивно судить — промахнемся так, что после не расхлебаем!..
Томин, вникая в их споры, мрачнел и мрачнел. Вспомнились слова Знаменского: «Роковые страсти-мордасти».
— Прошу внимания!
Не все услышали (о Томине слегка подзабыли), пришлось, повторить. Дождавшись тишины, он медленно и раздельно проговорил:
— Предлагается следующая задача: Багрова кто-то смертельно обидел, оскорбил, опозорил. Какова будет реакция?
— Да ведь нет этого ничего, товарищ майор! — испугался дежурный.
— Допустим, есть. Что сделает Багров?
Томин поочередно обводил взглядом присутствующих. Каждому явно становилось не по себе. Он обратился к лысоватому, как наименее предубежденному против Багрова: