Следствие ведут знатоки
Шрифт:
Воронцов (без паузы). Борис Львович, источник металла Петровка попытается определить. Это реально?
Бах. Теоретически — да, на практике очень мало вероятно. Продукция у нас не массовая, широкой известности не имеет. Правда, сплавы не стандартны, но не уникальны. Есть несколько предприятий, где пробуют и ищут в том же направлении.
Воронцов. Тогда, думаю, большой опасности нет. Можете быть свободны. Шляпу пониже, нос выше. Вас ждет тот же грузовичок, который сюда привез.
Бах
Воронцов (Грише). С шофером встречался?
Гриша. Встречался, Евгений Евгеньич. Парень вовсе без понятия. Как оно было, так в ГАИ и выложил: что велено было спросить Гришу и грузить, чего Гриша укажет.
Воронцов(после короткого раздумья). Позвони часов в пять, дам адрес, выпишут тебе задним числом больничный. Высокая температура, головокружение и прочее. С хворого спроса нет — мало ли куда ткнул пальцем в горячке. Понял?
Гриша. Спасибо, Евгений Евгеньич!
Воронцов(Ферапонтикову). Бронзу, что осталась, под бульдозер. Закопай так, чтоб ее и с того света не разглядели. Обтирочные концы все до одного собрать и сжечь — да не там же, а где подальше. И пепел, что называется, по ветру!
Ферапонтиков. Сделаем, Евгений Евгеньич. Только… протокол ведь есть, что, дескать, нашли…
Воронцов. Я этот протокол подписал, как Мурлыка, левой задней. Хороший адвокат его за липу выдаст, а с понятыми поладить можно. (Мише, который беспокойно ерзает.) Ну?
Миша. Евгений Евгеньич, еще один в форме с утра заявился. Выпытывал, когда кто на мусоровозах работал… которые с дворовых помоек…
При упоминании о мусоровозах Ферапонтиков вздрагивает.
Воронцов. Да? (Думает.) Это что-то другое, сейчас не в счет.
Ферапонтиков(тихо). Миш, чего про мусоровозы-то? Поточнее?
Воронцов. Всем внимание! Пока идет шухер, с Моралёвым и Бахом ни малейших контактов. Связь через меня… На допросах держаться железно. Побольше трепа — и ничего определенного. «Да» и «нет» не говорите, черного-белого не берите, вы поедете на бал?.. В общем, барыня прислала сто рублей, ясно?.. И без паники. Никого не взяли! Улик — на копейку! Из-за кражи на помойке Петровка пупок надрывать не станет. На месте следователя, послушав сейчас наш разговор, я бы вообще на это дело плюнул. Все. За работу!
Сцена двадцатая
Кабинет Знаменского. Идет допрос Моралёва. Он испуган, но старается прикрыться развязностью.
Моралёв. На доставке мебели населению ничего было. Население за поллировку трясется, чтоб не поцарапали, а шкаф, известное дело, в новую квартиру никак не влазит, хоть его пили. Тут старшой намекнет, что надо подмазать десяточной, — и дверь на глазах шире становится…
Знаменский. Что ж с такой хорошей работы ушли?
Моралёв.
Знаменский. Так. А мясокомбинат чем не понравился?
Моралёв. Ребята непьющие подобрались, скукота. В получку тянешь один, как дурак… Дальше чего там?
Знаменский(заглядывал в список). Гардеробщик в ресторане.
Моралёв. Ездить далеко было, никакого расчету.
Знаменский. Охота к перемене мест. Некрасиво всё это смотрится, Моралёв.
Моралёв. Каждый ищет, где глубже.
Знаменский. Там иногда и тонет… А ведь начинали благородно: шофером на «скорой помощи».
Моралёв. Про «помощь» лучше не говорите!
Знаменский. Что так?
Моралёв. Противно вспоминать, каким идиотом был!
Знаменский. Спасать людей — идиотизм?
Моралёв. Спаса-ать… Это в кино насмотрелись. Там если какой в белом халате, его хлебом не корми, только дай кого спасти! А в жизни ему начхать, загибайся сколько влезет.
Знаменский. Похоже, крепко вас врачи обидели. Бюллетень, что ли, с похмелья не дали?
Моралёв. Эх, вы… я тогда почти в рот не брал! «Бюллетень»… Сидите себе в кабинетике, и снится вам, что люди вокруг честные и распрекрасные. Все-то они трудятся, все строят и все друг дружку спасают! Один Моралёв — сачок и вообще подлюга, детишек обижает. Это только с наивных глаз, гражданин майор!
Знаменский. По-вашему, я в этом кабинетике подлецов не видел? На любой вкус… Ладно, расскажите лучше про «скорую помощь», что там стряслось.
Моралёв. Можно и рассказать, если интересуетесь. Значит, пошел я в «скорую». Врать не буду — не с одного благородства. Нравилось полихачить от души. Езжай хоть по осевой, хоть на красный свет, никто не вякает. Между прочим, в «скорую» с разбором принимают, но я им доказал. Пусть молодой был, а шоферил уже как бог. Ну, вот… Ночью один раз женщину вез, с сердцем что-то… и черт меня дернул на носилки заглянуть… Ну ни дать ни взять мать родную увидел. Только помоложе. А тут она еще простонала и вроде позвала: «Саня!» Аж сердце ёкнуло: у меня брат Александр, так мама его, бывало, тоже Санькой… Я врача спрашиваю: выживет? Он говорит — целиком вопрос времени… Ну, гнал я тогда! Такое вытворял, будто вторая жизнь в запасе… Довез. Санитары бегом ее в приемный покой. И — на следующий вызов. Потом заскочил узнать… И тут меня поленом по башке: померла. У врачей, говорят, пятиминутка была. Пока до твоей знакомой руки дошли, она и тю-тю… Круто я тогда сорвался. Плюнул на ихнюю «скорую», а матери телеграмму отстукал: «Срочно сообщи здоровье». Представляете, дурак?
Знаменский. Я бы от души посочувствовал, Моралёв, если бы не одно твердое убеждение. Ведь вы не перепроверили, правда ли это?
Моралёв. Чего же проверять, когда ясно.
Знаменский. А мне вот неясно. И не верю я, что врачей не вызвали с какой-то пятиминутки к умирающей женщине! Вам было обидно, было жаль ее — может быть, до слез — верю. Но потом вы из этого случая сделали себе для всего оправдание — всему дальнейшему. Вот вам почему этот случай дорог.