Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Смерть всегда трагична, но порой вокруг начинается недостойная склока. У меня, признаюсь, впечатление, что Алла Степановна не стала бы действовать по собственному почину, вопреки вам. Эти противоречия в показаниях — намеренный расчет.
— Совершенно не в моем характере! — протестующе восклицает Бардин.
— Напротив. Ведь вы вчера с первых слов взяли меня на пушку: сделали вид, что уверены насчет аварии. А вы ни в чем не были уверены, вы ужаснулись, услышав о гибели Артамонова!
Бардин открыл было рот, но Пал Палыч поднимает
— Этап следующий: вы изложили туманный вариант о Климове, «имеющем выход на деньги». Сейчас новый нежданный поворот. Зачем вы с женой морочите мне голову?
Томин звонит в МУР — «накачивает» своих помощников по телефону:
— Судимый? Так-так, годится. А после освобождения?.. О-ой, слушать стыдно! В ваши годы я бегал втрое быстрей! Ладно, что еще?.. Ну попытайтесь, молодцы. А кто смотрит дела с необнаруженными ценностями?.. И когда?.. Шевелитесь, братцы, скорость, скорость! Если что — я в архиве.
Он возвращается к столу, заваленному толстыми следственными делами. Отодвигает том, начинает листать другой, на чем-то задерживается, углубляется в чтение.
— Прямо роман! — бормочет себе под нос. — «Смотри лист дела»… Посмотрим… — прижав локтем страницу, он отыскивает в следующей папке нужное место и снова читает. — Батюшки, и вы здесь, юный Рокотов? Сколько лет, сколько зим… — Томин усмехается, что-то вспоминая. — Ага, вот наконец и Бардин!
Утро. В контору стекаются служащие — среди них и те, что нам уже знакомы; с перешептыванием оглядываются они на Знаменского, стоящего неподалеку от подъезда. Подходит поздороваться с Пал Палычем управляющий, что-то выслушивает и согласно кивает. Наконец появляется тот, кого ждет Знаменский, — Климов, ничем не примечательный человек с лицом, сумрачным то ли от природы, то ли от невеселого сейчас настроения. Он останавливается, когда Знаменский спрашивает его: «Вы Климов?» — и еще больше мрачнеет.
— Наверно, из милиции?
— Да. В прошлый раз я вас не застал.
Климов разговаривает со Знаменским грубовато, отвернувшись в сторону:
— Жил хороший парень, кого трогал? Чем нормально похоронить да пожалеть… на пяти этажах работу побросали. Толкутся, роятся, плетут ахинею. Двадцать тыщ! Завтра до миллиона дойдут! А-а! — Климов в сердцах машет рукой. — Бабка моя, темная, правильно говорила: о покойнике плохо нельзя. А вы на покойника уголовное дело!..
— Отвели немного душу? — спрашивает Знаменский замолчавшего собеседника. — Еще несколько вопросов. Артамонов брал у вас в долг?
— Ну кого это касается? Давно прошедшие времена.
— А говорят, вы ему недавно заем обещали.
— Если двадцать тыщ ищете, то ошиблись карманом! — угрюмо усмехается Климов.
— Дружба между вами слегка пошатнулась? Или тоже пустой слух?
— Ну раньше вдвоем подрабатывали, в новых домах двери обивали. Понятно, общие интересы. Потом Толька откололся, — в голосе Климова
— Я чувствую, он вас подвел?
— А! — отмахивается Климов.
…Однако обида всплывает, и на месте Знаменского видится ему Артамонов, слышится обрывок разговора:
— Обрыдло на чужие двери жизнь тратить!
— Толька! Мы же целому подъезду обещали сделать до холодов! — возмутился Климов. — С первого этажа задаток взяли — забыл?
— Я понимаю, Сеня, ты извини. Задаток я, конечно, верну, а дальше ты уж как-нибудь один. Я — шабаш! Галке не говори, ладно? Иногда охота бесконтрольный вечерок… — Он глянул на Климова повеселевшими, шальными глазами:
— Понимаешь, жизнь зовет!..
Вопрос Пал Палыча выводит Климова из задумчивости:
— Говорят, Артамонов последние месяцы переменился?
— В чем?
— Вам виднее. Что-нибудь замечали?
Климов старается отвлечься, блуждая взглядом по сторонам.
…Еще одна, более поздняя сценка встает в потревоженной памяти: они оказались рядом у прилавка магазина накануне Восьмого марта. Артамонов покупал духи.
— Два по пять пятнадцать и вон те — в коробке. — Он указал на стеллаж поверх головы продавщицы.
— Восемьдесят рублей! — отрезала та: надоело уже отпугивать покупателей ценой.
— То, что нужно! Заверните отдельно.
— Богато живешь! — сказал из-за спины Артамонова Климов.
— Ты тоже тут?..
— Тоже.
— Это я Галке… — безнадежно соврал Артамонов про восьмидесятирублевый флакон. И вдруг ошарашил приятеля: — Хочешь, твоей такой же куплю?..
— Так что перемены? — спрашивает Знаменский, не дождавшись ответа. — Вы ведь что-то вспомнили?
— Нет. И ничего я такого не замечал!
У Томина тоже начало нового рабочего дня. При входе его в кабинет уже заливается телефон.
— Кто?.. — спрашивает Томин в трубку. — Привет. Давай. — Он выслушивает доклад, вставляя короткие замечания, удивленные, одобрительные или сердитые:
— Да ну?.. Нет, отставить!.. Ладно, учту… Невозможно — не бывает, бывает — неохота… Вот это спасибо… Так-так… Собачка мужского пола или женского? То есть как — не разберешь? Ногу задирает?.. Нет, это не лишнее. Уточни кличку. Более того — узнай, не было ли щенят. А если были, еще более того — выясни, куда их дели!.. Да?.. Вот как? Тогда давайте сюда, покажете.
В успехе Томина, кроме собственных его «сыщицких» талантов, немалую роль играет умение мобилизовать и верно нацелить своих сотрудников.
Оживленный Томин догоняет Кибрит в коридоре.
— Зинаида, пошли, кой-что расскажу. Есть время?
И вот вся троица в сборе у Знаменского.
— Года полтора назад Артамонов внезапно перестал нуждаться в приработке, — говорит Пал Палыч. — Тут список адресов, где они обивали двери.
— Не случалось ли квартирных краж? — с полуслова понимает Томин. — Ладно, а как тебе Климов?