Следствие ведут знатоки
Шрифт:
Шантажист помолчал, взвешивая сказанное. С ее стороны это мог быть ход в игре, а могла быть и полная искренность. Он загасил в пепельнице окурок, сунул его в спичечный коробок, коробок положил в карман.
Кибрит следила за его пальцами в перчатках и физически ощущала колебания противника. Вот просто так она растрогала и убедила его? Нет, разумеется. Что же тогда?..
Она всхлипнула:
— Я сдаюсь, я на все согласна, только пусть Сережа останется дома!
— Мои друзья должны иметь гарантии.
— Но я тоже должна иметь гарантии!
— Мальчик
— И вы его отпустите, не опасаясь, что станет рассказывать где, кто… Не верю! Нет, на таких условиях я отказываюсь, хоть убейте!
«Убить не хитро, да ты мне нужна живая. Пока не отрежусь от Миркина и не сбуду товар — живая нужна. И покорная. Нечего глазами сверкать. Расшумелась тут!»
— Предложите другой способ держать вас в руках.
— Дайте мне подумать!
— Думайте, — шантажист снисходительно пожал плечами. — Минут семь хватит?
«Хватит!» — беззвучно отрезала Зиночка. Его наглое давящее спокойствие маскировало слабину. В чем? «Ну же, тупая башка, ну!.. Стоп. Я поняла. Заберем мальчика. А дальше? Не сунешь в карман, как спичечный коробок».
Нужно отсутствие свидетелей похищения на случай, если ребенок поднимет крик (двенадцать лет — не грудной младенец). Затем — место, где его надежно содержать. Где бы за ним бдительно присматривали. И где в любой момент можно было исполнить требование Кибрит услышать голос Сережи по телефону в доказательство того, что он цел и невредим. Даже если такое место есть (хотя незнакомец скорее смахивал на иногороднего), всегда возможны неприятные неожиданности. А он — не специалист по кражам детей. Он — торговец желтым металлом. И он остерегается какого-нибудь срыва.
Шантажист думал примерно о том же. Все, что помогало ему прежде в безопасной реализации шлиха: никаких подельщиков, никаких связей в столице, сбыт по единственному каналу (через Чистодела), проживание всегда в разных гостиницах и т. д. — все оборачивалось сплошными минусами в ситуации с племянником экспертши. Только в крайнем случае придется умыкнуть парня, снова положась на свою счастливую звезду. Если вдруг не удастся запугать насмерть эту строптивую дуреху… к сожалению, не совсем дуреху.
Он встал:
— Семь минут одна секунда. Резюме — другого способа нет. И не надо рыдать. Вы отлично вывернетесь. Заставите молчать Сережиных родителей. И сами будете молчать.
— Погодите! Другой способ есть! — Зиночка принялась лихорадочно рыться в портфеле.
Шантажист подошел ближе, настороженно следя, как она достает папку с грифом «Секретно», как трагическим жестом протягивает ему. Он придирчиво изучил гриф и стал просматривать подшитые документы. Кибрит поясняла:
— Вот — акты экспертиз, вот — вещественные доказательства. Выносить это с Петровки категорически запрещено. Должностное преступление.
— Зачем же вы притащили на квартиру?
— Пробегала вчера по магазинам, туфли искала… думала вечером поработать. Тут, видите, не дописано… тут надо вычертить схему… Рискнула унести…
— Нашли? Туфли.
— Да. Чешские
(Лодочки купила в обед одна из сотрудниц отдела и уступила Зиночке, убедившись, что ей самой они жмут.)
— Покажите.
Кибрит показала. И, словно бы не удержавшись, примерила: на дне коробки лежал товарный чек. Шантажист клюнул на приманку. Чек был помечен вчерашним числом. Должностное преступление ради чешских лодочек — как по-бабски достоверно!
Он снова обратился к папке.
— А если пропадет?
Зиночка оперлась о стол, подрагивающей рукой оттянула ворот свитера:
— Решетка…
Дрожь в руках имитировать нельзя, они и впрямь тряслись, и ворот душил, потому что в папке заключалась главная опора конструкции.
— Ладно, — решился шантажист. — Беру как задаток. Но имейте в виду, этой папочкой вы племянника не прикроете. И если что… — он сунул папку под пиджак.
«Слава Богу! Сделка состоялась».
— Только, умоляю, чего-нибудь не потеряйте!
— Не имею обыкновения. Приятно было познакомиться. И дружеский совет на прощанье: не вздумайте сообщить обо мне коллегам.
— Что я, сама себе враг? Но… вы обещаете вернуть документы, как только…
— А зачем портить вам жизнь?
— Не мне одной. И себе, — выпустила коготки Зиночка. — Возбудят следствие. Чтобы сколько-то оправдаться, я расскажу все. Опишу вашу внешность, приметы: рост 180, вес 81–82, след от пулевого ранения на правой ноге.
Шантажист впился в нее вопросительным взглядом.
— Вы высоковато поддергиваете брючину, а я, знаете ли, не лишена наблю…
— Ясно, — оборвал он и спросил уже от двери: — Когда будет готова экспертиза?
— Через два-три дня. Раньше никак. Сама бы рада!
— Я позвоню.
Ушел. Зиночка обессиленно привалилась к стене в передней и так стояла, пока не услыхала на лестнице топот Рикки и Сережи.
13
Примерно через час с четвертью возле подъезда Кибрит выгрузились из такси двое пьяных. Один — что повыше ростом — еще чудом держался на ногах и кое-как доволок до лифта совсем раскисшего приятеля, способного лишь икать и нечленораздельно приговаривать:
— Спасибо тебе, Гриша!
Так они и ввалились к Зиночке — Знаменский и Томин, примчавшиеся на ее зов. Она смеялась, глядя на разыгрываемый балаган и смаргивала набегавшие слезы. Они здесь, они выручат, теперь все будет хорошо.
А ведь сначала было даже непонятно, как хоть с кем-то связаться. Если, как намекал шантажист, у него под рукой находилась целая банда, то к телефону Кибрит могли присоединить подслушивающее устройство, а за домом учинить наблюдение.
Значит, и позвонить и обратиться сейчас, скажем, в ближайшее отделение милиции — рискованно. А рисковать Зиночка не хотела, положение сложилось слишком серьезное. Да и, кроме того, надеялась все скрыть от племянника: мальчишка его характера и возраста способен был угробить любые охранные меры, воображая, что замечательно содействует «органам».