Следствие защиты
Шрифт:
– Восемнадцать футов на восемнадцать. Так что, полагаю, где-то свыше трехсот квадратных футов.
– То есть триста двадцать четыре квадратных фута там есть наверняка?
– Да, сэр.
– Что касается размеров спальни?
– О ней можно сказать то же самое.
– А в вестибюле была какая-то мебель, загораживавшая проход в том или ином направлении?
– Пара резных деревянных стульев, но они стояли у стены. Два маленьких резных столика с лампами под шелковыми абажурами, но и они также располагались вдоль стены, по обе стороны от двери.
– Когда вы прибыли в дом доктора Отта, сколько времени уже прошло после телефонного звонка миз Баудро в полицию?
– Около двадцати минут.
– Миз Баудро, на ваш взгляд, была пьяна или трезва?
– Протест! – прервал Рик. – Ее не подвергали никаким тестам. Призыв к высказыванию предположения свидетелем.
– Поддерживается! – провозгласил судья.
– Еще один вопрос. Тот белый кожаный диван в гостиной – как далеко он находился от мраморной лестницы?
Руиз внимательно вчитался в свои записи, затем сопоставил их с архитектурным планом особняка.
– Я бы сказал, около шестидесяти пяти футов.
Альтшулер отпустил свидетеля, и к перекрестному допросу перешел Рик. К несчастью для адвокатов защиты, Томми Руиз не принадлежал к числу лгущих или жульничающих полицейских. Рик оставил в стороне теоретический вопрос о возможности или невозможности для обвиняемой покинуть помещение, сосредоточившись на ее подавленном состоянии в момент прибытия полиции.
Альтшулер попросил разрешения на повторный опрос свидетеля.
– Сержант Руиз, вы только что засвидетельствовали, что вскоре после того, как миз Баудро встретила вас у входной двери с сигаретой в руке, на глазах у обвиняемой выступили слезы, и она показалась вам глубоко потрясенной. Скажите, в тот момент вы стояли близко к ней или на некотором расстоянии?
– Близко. Всего в нескольких футах.
– Почувствовали вы запах спиртного, исходящий от нее?
– Нет, сэр.
– Судя по ее виду, она понимала, что делает?
Рик снова выступил с протестом.
Своим раскатистым баритоном Альтшулер воскликнул:
– Ведь они сами открыли дверь ко всякого рода размышлениям на этот счет, ваша честь! Они спросили мнение сержанта о состоянии миз Баудро в момент прибытия полиции. Я не возражал. Теперь и я должен пройти этот путь.
Судья Бингем сказал:
– Очень сожалею, мистер Левин. Но мистер Альтшулер прав. Я вынужден отклонить ваш протест.
Он повернулся к Руизу:
– Вы можете отвечать.
– Мне показалось, что она точно знала, что делает, – заявил Руиз.
– Скажите, в самом начале или впоследствии не путала ли она слова, не делала ли каких-то странных движений и не говорила ли чего-то такого, что заставило бы вас предположить, что она сильно пьяна?
– Нет, – ответил Руиз, – она выглядела абсолютно трезвой и вполне владела собой.
Уже на улице, когда Джонни Фей шла, на несколько шагов опережая адвокатов, Рик задумчиво заглянул в спокойные глаза Уоррена:
– Похоже, это будет
– Альтшулер готовится, – заметил Уоррен.
За ленчем вместе со своими адвокатами, в том же самом садовом ресторанчике, где Уоррен когда-то беседовал с судьей Бингемом, Джонни Фей сидела с мрачным видом.
– Я ничего не понимаю, – сказала она. – О чем была вся последняя часть? Что за грандиозная проблема с этим “пьяная или непьяная”?
Уоррен объяснил, что Боб Альтшулер совершил двойную атаку: на достоверность ее показаний и одновременно на ее “обязанность отступить”. Через несколько дней, несмотря на то, что было сказано перед телекамерами, Джонни Фей должна была выйти на место свидетеля.
– И на перекрестном допросе, – сказал Уоррен, – Альтшулер попытается доказать, что вы вполне могли покинуть дом, имея в виду, что у вас не было оснований для убийства Клайда. Если вы все еще были немного пьяны, как вы заявили вначале, тогда, значит, выбраться из дома вам было не так-то легко, и к тому же это могло бы объяснить, почему вы не сумели удержать контроль над курком. Состояние опьянения не отменяет состава преступления, но это не работает и против вас. Однако Руиз утверждает, что вы пьяны не были.
– Ну, может быть, когда он туда добрался, действительно не была. Но я чувствовала себя пьяной, когда мы с Клайдом вернулись домой. Я вам об этом рассказывала.
– Да, об этом вы нам рассказывали.
– Ну так что же мне теперь говорить? – Джонни Фей, казалось, встревожилась. – Была я пьяной или нет? И что там с этим коронером? Что это за чепуха со “стоял спокойно”?
Адвокаты промолчали. Рик закашлялся. Уоррен сделал глоток чая со льдом. Свидетельские показания судмедэксперта разрушали теперешнюю версию о самозащите.
Серебряные тени над глазами Джонни Фей блеснули, отражая солнечный свет.
– Вы, парни, говорили, что мне не о чем беспокоиться, что мы выиграем дело сходу. Так вы, сукины дети, солгали мне?
– Я сказал вам, что ваше дело можно считать верным, если вы будете говорить правду, – холодно возразил Уоррен. – Если бы вы всегда говорили правду – как любила повторять моя мама, когда я лгал, что не проливал сок на ковер, – то вы никогда не забыли бы, что сказали раньше. Словом, лучше бы вам именно так и поступать.
По окончании перерыва обвинение вызвало сержанта Джея Кьюлика, полицейского эксперта по отпечаткам пальцев. В свои неполные сорок лет Кьюлик был кудрявым мужчиной с подкрученными кверху усами и благопристойными манерами, свойственными людям его профессии. После того, как он прочел небольшую лекцию, изобилующую специальными терминами, связанными с техникой анализа отпечатков, и вслед за тем, как было установлено, что на кочерге длиной в тридцать два дюйма и весом в три фунта были обнаружены отпечатки пальцев и Клайда Отта и Джонни Фей, Альтшулер попросил Кьюлика рассказать в доступной для непрофессионалов форме, в каких именно местах эти отпечатки расположены.