Следствие защиты
Шрифт:
В одиннадцать часов в дверь ввалились Педро и Армандо (Уоррен отдал им запасной ключ от номера). Педро доложил, что они болтались вокруг миссии с раннего вечера. Человек, которого они знали под именем Джим, еще не появлялся.
– Что у нас есть покушать?
Уоррен сказал:
– Посмотрите в холодильнике, а нет – так закусочная за углом.
Он протянул Педро двадцатидолларовую бумажку.
– А завтра окажите мне любезность и отправляйтесь в миссию с утра. Оставайтесь там до полуночи. Даже позже, если это понадобится. Найдите
– После полуночи автобусы уже не ходят, – объяснил Педро.
– Возьмите такси на обратный путь. Я заплачу.
В номере был страшный беспорядок. Пепельницы переполнены. В раковине громоздились грязные тарелки, на полу в ванной валялись скомканные полотенца, на кофейном столике были брошены две пустые упаковки от “Карта-Бланка”, и стопка видеокассет высилась на телевизоре.
– И поддерживайте чистоту в этом чертовом номере, – проворчал Уоррен.
Он уехал ночевать в дом Мари.
– Обвинение вызывает Хосе Хуртадо.
Уоррен сверился со своей копией списка свидетелей и с порядком очередности их выступлений, где напротив почтового адреса ресторана “Гасиенда” стояли три испанские фамилии. Хуртадо был метрдотелем, второй, Даниель Виллариэл, – официантом. Третий, Луис Санчес, без сомнения, – одним из музыкантов.
Хуртадо нарисовал суду общую картину: ужин при свечах, музыка мариачи, ссорящаяся парочка и “фроузн маргаритас”. Много “маргаритас”. Четыре “маргаритас” перед ужином, в баре. Еще шесть во время ужина. Свидетель предъявил счет из ресторана, и Альтшулер присоединил это к вещественным доказательствам.
– Это крепкий напиток, по вашему мнению? – спросил обвинитель.
– “Маргаритас” – очень крепкий. Никак не для детей.
– У меня нет больше вопросов.
– У меня тоже нет, – сказал Уоррен.
Луис Санчес принял присягу и устроился в деревянном кресле. Он не был одним из тех музыкантов, с которыми Уоррен беседовал во время своего визита в “Гасиенду”. Это был тощий, серьезный, рябой человек лет сорока.
А ведь я проворонил его, с досадой подумал Уоррен. Черт побери!
Санчес, как выяснилось, был барменом. Он вспомнил доктора Отта, который, по-видимому, был уже под хмельком, когда вошел в ресторан и выпил “три-по-четверти-маргаритас”, поданные ему Санчесом. Доктор и леди, которая была с ним, ссорились. Она ругалась на доктора.
– А вы не помните, какими именно словами она ругалась? – спросил Альтшулер.
– Я не могу повторить их здесь.
– Можете, мистер Санчес. Это разрешается. Все мы здесь взрослые. Это зал суда, и мы хотим знать правду.
– “Коксакер”, – сказал бармен. – И “глупый сукин сын”.
– Это все? – вежливо поинтересовался Альтшулер.
– Она еще постоянно повторяла: “Ты лгал мне”. Она была очень сердита.
– Лгал что именно? Она не сказала?
– Я не слышал.
“И вы
Пришла очередь Уоррена. Он совершенно не был готов к опросу, но путь и без того был ясен.
– Мистер Санчес, – сказал Уоррен, – вы были единственным служащим в баре в тот вечер, когда там появились доктор Отт и миз Баудро?
– Да.
– Вы опытный бармен?
– Да.
Впервые за все это время Санчес улыбнулся.
– Вы знаете, как готовятся все эти напитки? Все эти фантастические “фроузн маргаритас”, “виски-саурз”, “пина-коладас” и тому подобное?
– Естественно, сэр. – Санчес немного задрал подбородок.
– Сколько посетителей было в вашем баре, скажем, между девятью и половиной десятого, когда там находились доктор Отт и миз Баудро?
– Много. Десять, двенадцать. Точнее я не могу сказать.
– Вы готовили разнообразные напитки и одновременно обслуживали всех этих десять или двенадцать посетителей?
– Конечно.
– Вы действительно способны делать это?
– Разумеется.
– И вам приходилось бегать взад-вперед между клиентами, чтобы принимать новые заказы, успевая при этом разносить старые, не так ли?
– Да.
– Словом, вы не все время смотрели на доктора Отта и миз Баудро, верно?
– Нет, конечно.
– Вы слушаете все частные разговоры, которые ведут между собой ваши клиенты?
– Конечно, нет.
– Вы очень заняты, не правда ли?
– Это правда.
– И, конечно, вы не могли слышать доктора Отта и миз Баудро все время, пока они разговаривали, так ведь?
– Да. Это так.
– И, тем не менее, вы слышали спор, происходивший между ними?
– Да.
– Но вы не станете утверждать, что слышали все до единого слова в этом споре, не так ли?
– Такого я не могу сказать. В баре всегда шумно.
– Следовательно, если доктор Отт обругал миз Баудро или как-то оскорбил ее, перед тем, как она его выругала, вы могли этого и не слышать, – разве это не факт?
– Это вполне возможно, – сказал Санчес.
– Скажите, много ли споров довелось вам услышать в баре за время вашей работы в качестве бармена?
– Много.
– А слышали вы когда-нибудь, чтобы какой-то человек ругался сам с собой?
– Я не понимаю.
– Снимаю вопрос. Сколько людей необходимо для того, чтобы спор состоялся?
– Два человека, – ответил Санчес.
– У меня больше нет вопросов.
Место свидетеля занял Даниель Виллариэл, официант. Он сказал Альтшулеру, что подал за тот стол шесть “маргаритас” – три для джентльмена и три для леди. Заказ делала леди. Но она, как заметил официант, выпила только один из своих бокалов. Другие она передала через стол джентльмену.
– И он выпил их?
– Я не видел, как он их пил, но все пустые бокалы стояли именно перед ним.
– А что же все это время пила леди?