Следы апостолов
Шрифт:
Занятия проводились на открытом воздухе в специально оборудованном классе. Из березового кругляка партизаны соорудили большой стол для своего преподавателя, а напротив него установили несколько рядов сбитых из досок парт. Позади стола преподавателя на два вкопанных в землю столба прикрепили настоящую школьную доску. Основными учениками были шестеро крепких смышленых бойцов, их подготовке Шмель приказал уделить особое внимание, остальные слушали Адама на добровольной основе.
На первом же занятии импровизированный класс заполнился до отказа. К удивлению Адама явилась и Стефания. Девушка устроилась на передней парте, и несколько раз смерив преподавателя оценивающим взглядом, приготовилась впитывать в себя азы диверсионной науки.
И чего этот хренов завхоз тут маячит, подумал Адам на третьем уроке, неужели не ясно, что со Стефанией у тебя ничего не склеится? А ведь назло, гад, сидит. Будто ему действительно интересно, о чем я тут толкую. Адам бросил взгляд на Стефанию. Та с задумчивым видом, обводила химическим карандашом в школьной тетрадке упавший рядом маленький березовый листик, будучи полностью погруженной в свои мысли.
— Тычко! — рявкнул Адам.
— Я, — подскочил с задней парты Антон.
— Емкость магазина пулемета «Дрейзе»?
— Пятьдесят патронов, — наобум ответил Тычко, и почему-то отдал Адаму честь.
— Садись! Двойка, — немного упокоившись, ответил Адам. — Стефания!
— Я, — неторопливо поднялась ученица.
— Вижу, что ты. Вернее, вы, — немного успокоившись, поправил себя Адам, — ответ на вопрос знаете?
— Двадцать пять, — ответила Стефания.
— Что двадцать пять? — Адам на секунду забыл о своем вопросе.
— Емкость магазина пулемета «Дрейзе» двадцать пять патронов, — напомнила Стефания, улыбкой вернув Адама в чувство и заставив его покраснеть.
— А, ну да. Правильно. Садитесь, — буркнул Адам. — Итак, слушаем и записываем дальше… При наличии большого количества камней можно устроить на дороге каменный фугас — камнемет. При взрыве заряда в 20–30 килограммов груда камней полетит в колонну врага на расстояние до 200–300 метров, поражая фашистов и их технику. Как устроить камнемет, смотрите рисунок на доске, — струганным березовым прутиком Адам обвел на доске только что нарисованную мелом схему. — Фугасы можно устраивать и под водой для взрыва сооружений — на месте переправ, бродов, для уничтожения плотин, мостов и…
— Спадар зам по «Д», — прервал лекцию командирский адъютант, затараторив на ужасной смеси польского и белорусского языков, — ци можна звярнуцца?
— Говори. Что там случилось? — спросил Адам.
— Така справа, — вестовой увлек Адама в сторону и сообщил на ухо: — пан Шмель вас взыва до себе. Муви же то ест бардзо пильне! Таким вшчеклым я его ешче нигде не виджьялем! [1]
21
1
Такое дело, пан Шмель вас к себе вызывает. Говорит — очень срочно. Таким бешеным я его никогда не видел! — пол.
Пан Бронивецкий почувствовал, как у него похолодели пальцы, голова закружилась, а к горлу подступила тошнота. Почти теряя сознание, он с силой рванул воротничок сорочки, сделав одновременно глубокий вдох. Неужели все сорвалось и теперь его мечтам о кафедре в Риме не суждено сбыться? Какой ужас! Boze, nasz schronienia w klopoty, dajqc siilb, gdy jestesmy slabi i komfort, gdy silb smucq. Zmiluj siе nad nami, a moze komfort dla Twojego milosierdzia i wyzwolenia od cierpienia. Przez Chrystusa Pana naszego. Amen. [2]
2
Боже, прибежище наше в бедах, дающий силу, когда мы изнемогаем,
Немного успокоившись и взяв себя в руки, он еще раз быстро пробежал взглядом записку, стараясь вникнуть в каждое слово. Теперь пан Бронивецкий был абсолютно уверен, что его пытаются шантажировать: «Это шантаж, — бормотал он, лихорадочно вырывая листок из своего переплетенного в дорогой вишневый сафьян ежедневника, подаренного ему аббатом Сенкевичем, чтобы написать ответ. — Как посмел этот ничтожный человек вымогать у него, Ежи Бронивецкого, посланника Святейшего Престола, деньги?! Бог все видит и он, конечно, не оставит своего верного раба без помощи и заступничества во имя той цели, которая привела его сюда».
«Дорогой друг», — начал он все еще дрожащей рукой, но передумал и, оторвав обращение, продолжил более сдержанно. «Ваше предложение совершенно неожиданно и неприемлемо для меня, так как ломает все наши предварительные договоренности. Вы требуете невозможного! Удвоить сумму я не могу по обстоятельствам, от меня не зависящим. Прошу вас внять голосу разума и, проявив порядочность, произвести завтра обмен в соответствии с первоначальным договором. С нетерпением буду ждать вашего решения в условленном месте. И помните, я действую во имя…» Тут пан Бронивецкий задумался. Писать о том, что действует он во имя и по поручению церкви, означало раскрыть третьим лицам тайну его миссии, а значит — нарушить клятву, данную под страхом отлучения. «Нет, — решил он, — достаточно: на этом — точка». Решительно зачеркнув начатое предложение, пан Бронивецкий сложил листок вдвое и, воспользовавшись тем же куском скотча, осторожно прикрепил его под скамьей, после чего быстро покинул костел в еще большем волнении, нежели часом ранее, когда он вошел под его своды.
До самого рассвета он проворочался с боку на бок, так и не сомкнув ни на минуту глаз. Утром, едва дождавшись, когда двери храма откроются для прихожан, Ежи Бронивецкий одним из первых вошел в костел и, уже не таясь, сразу направился к заветному месту, где и нашел ответ на свое вчерашнее послание. На этот раз автор записки довольно грубо дал понять, что вступать в обсуждения не намерен. Он требовал немедленного решения, иначе передаст документы другому человеку, который уже вышел с ним на связь и не собирается мелочиться.
Ежи понял, что его самые худшие ожидания оправдались. Надо платить и платить немедля. Он попросил три дня на поиски денег, не имея ни малейшего представления, где их можно взять в такой короткий срок. Даже если он напишет куратору и изложит ему суть дела, пройдет не меньше недели, пока в Ватикане примут решение. Ежи нисколько не сомневался — решение будет положительным. Однако у него не было уверенности, что оно будет своевременным. Своего агента он знал плохо, вернее, он его совсем не знал, доверившись мнению одного из краковских знакомых, у которого этот человек нелегально работал около года уборщиком в мясном цеху. Пану Бронивецкому стоило немалых усилий разыскать его в Несвиже. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, с кем имеешь дело. «Мошенник», — подумал тогда Ежи, глядя в оловянные глаза своего будущего подручного. То, что, по сути, предстоит совершить кражу, его, похоже, нисколько не беспокоило. По опыту пан Бронивецкий знал, что такие люди не считают нужным ограничивать себя рамками морали. Их интересует только цена, которую они сами и назначают. В Ватикане цену нашли приемлемой, и Ежи получил добро на ведение дальнейших переговоров, которые вскоре завершились договоренностью сторон. Согласно этим договоренностям, одна сторона принимала на себя обязательство похитить из дома старика Юркевского погребец с документами и осколком камня, а другая — оплатить эти неправедные труды.