Следы на песке
Шрифт:
Пирушка становилась все шумнее и разгульнее. В поисках ванной комнаты Фейт наткнулась на какую-то девицу, которую тошнило в китайскую вазу, и на парочку, обнимающуюся на лестнице. Когда она вернулась, Руфус сказал: «Может, пойдем?» — и Фейт кивнула.
Она была сильно пьяна; по дороге домой они хором распевали песни, и Руфус рассказывал очень неприличные анекдоты. Анекдоты казались ей невероятно смешными, и она уже не стеснялась того, что фальшивит. Руфус обвил рукой ее талию и поддерживал, когда она спотыкалась. Уже почти стемнело, поэтому, когда они вышли на угол Махония-роуд, Фейт сначала
Руфус неуверенно покачнулся. Фейт привалилась к нему. Гай перешел на их сторону улицы.
— Я тут был поблизости и решил зайти, — сказал он. Фейт увидела, как он скривил губы, окинув взглядом ее и Руфуса. — Но вам явно не до меня.
Он повернулся и пошел прочь. Фейт тихонько ахнула и зажала рот рукой.
— Вежливый малый, — пробормотал Руфус.
Фейт повернулась к нему:
— Ну, мы идем домой?
Руфус вставил ключ в замок. Фейт взбежала наверх. Если бы у нее было время подумать, решимость покинула бы ее. У себя в спальне она расстегнула платье, и оно соскользнуло на пол. Руфус обхватил ее за талию и поцеловал сзади в шею. Она была рада, что единственная лампочка под потолком дает мало света и Руфус не видит, что комбинация на ней старенькая и застиранная. Он коснулся губами ямки между лопаток Фейт. Когда они были уже в постели, он помедлил и внимательно посмотрел на нее своими бархатными темными глазами:
— Ты ведь уже делала это раньше, а, Фейт?
— Ну конечно.
Она ожидала ощутить экстаз или ужас и была разочарована. Когда все было кончено, Фейт испытала облегчение: она перешла мост и оставила жизнь, которую уже переросла, позади.
Джейк успел перетанцевать с десятком девиц, одну или двух поцеловать и выпить уйму великолепного шампанского Бруно. Разыскивая туалет, он, спотыкаясь, обошел дом, заглядывая во все двери. Лак и позолота роскошно обставленных комнат что-то напоминали ему, но не Ла-Руйи: эта разнузданная пышность ничем не походила на увядающее величие Жениного замка. Джейк старался не думать о том, что сталось с Ла-Руйи, затерянным в полосе оккупированной зоны, которая протянулась по всему западному побережью Франции.
У него за спиной раздался голос:
— Любуетесь декором? На мой взгляд, чересчур затейливо. У меня от этой красоты через некоторое время начинает болеть голова.
Он обернулся. В дверях стояла та блондинка из ресторана. Джейк сказал, смутившись:
— Я думал, что вы с Бруно…
— Муж и жена? — она улыбнулась. — Пугающая перспектива. — Она вошла в комнату, прикрыв за собой дверь. — Я — Линда Форрестер. — Она протянула руку.
Он подумал, что она настоящая красавица: высокая, очень стройная, с плечами, как у балерины, и платиновыми волосами.
— Я все не могу отделаться от мысли, что Бруно поторопился, — сказала она. — Маловероятно, что скоро через этот сад будут топать немецкие солдаты. Вы можете себе это представить?
Джейк посмотрел на сад, на лужайку в темно- и светло-зеленую полоску, на аккуратно подстриженные кусты и разноцветные однолетники. Ему наконец удалось поймать ускользавшее от него воспоминание, и
Он сказал:
— Я легко могу себе это представить, — и обвел комнату взглядом. — Богатая пожива. Сезанн и… Дюфи, [27] кажется? Я бы сказал, что этот дом будет одним из первых в списке.
Злость, внезапно охватившая Линду, отразилась только в ее бледно-голубых глазах. «Похоже, она из тех женщин, которые стараются не хмуриться и не улыбаться, чтобы не нажить морщин», — подумал Джейк.
— Вы специально меня пугаете.
Джейк пожал плечами.
27
Дюфи (Dufy) Рауль (18771953) — французский живописец, график, театральный художник.
— Вовсе нет. Просто излагаю свое мнение.
Она немного помолчала, потом сказала:
— Впрочем, это хороший предлог для всего этого.
Взглянув в окно, Джейк увидел, что она подразумевает под «всем этим». Толпа гостей вывалила в сад, отплясывая среди клумб. В тени бука кто-то кого-то тискал. В сумерках их тени были темными и длинными.
Джейк понял, что Линда не так глупа, как ему сначала показалось, и что за изысканной красотой ее черт скрывается ум и, вероятно, жестокость.
— Война перемешала нас, словно колоду карт, — сказала Линда. — Разные образуются пары.
Приглашение было недвусмысленным. Он взял ее за руку, провел кончиками пальцев вдоль тонкой изящной кисти и остановился, добравшись до кольца на среднем пальце.
— Ваш муж?..
— Гарольд в Северной Африке.
Его пальцы снова заскользили, теперь уже вверх по обнаженной руке, и стали ласкать ямочку между ключицами. Она вздрогнула и тихо сказала:
— Самое невыносимое — это скука, правда? Я всегда ненавидела ждать.
Самое невыносимое — это скука… Перед мысленным взором Джейка предстала картина исхода, длинная вереница женщин и детей, терзаемых холодом в Испании или зноем во Франции, и он внезапно почувствовал непреодолимое отвращение. Рука его сама собой опустилась. Он достал из кармана сигареты, закурил и сказал:
— Я всегда считал, что не стоит брать то, что легко дается.
Когда он выходил из комнаты, Линда бросила ему в спину:
— Забавно, Джейк, — самые красивые мужчины обычно не умеют царапаться. Это похоже на прекрасную розу, лишенную аромата.
Когда Фейт проснулась, Руфус стоял на фоне окна.
— У меня в восемь поезд, — объяснил он. И замолчал, стоя в одном носке и держа второй в руках.
— В чем дело?
— Ты мне соврала ночью. Я у тебя первый, ведь так?
— Какая разница? Кто-то должен быть первым. — Фейт заметила, как у него сразу изменилось лицо. — Я не это имела в виду, Руфус, — быстро добавила она. — Не обижайся.
Он присел на краешек кровати, вынул из кармана сигареты, дал одну ей, и они закурили.