Следы на песке
Шрифт:
«На что?» — сердито спросила она себя. Надеялась, что будет ребенок? Ребенок Гая? Неужели она полагала, что Гай, всегда такой осторожный, мог допустить оплошность?
Она налила себе чаю, выпила аспирин и свернулась под одеялом, приложив к животу бутылку с теплой водой. «Каждый месяц одни и те же фантазии!» — раздраженно думала она. Одни и те же глупые, нереальные мечты о том, что она родит ребенка от Гая. И еще более глупые и в высшей степени постыдные мысли: будто Гай бросит жену и сына и уедет вместе с ней в Норфолк. И они будут жить в том доме с заросшим садом и ставнями
Оглядев свою квартиру, она попробовала представить, что здесь появятся детская кроватка, коляска и мокрые пеленки. «Я мечтаю, — с горечью подумала Фейт, — о жизни с мужчиной, за которого не могу выйти замуж, в доме, который не могу купить». Спустя некоторое время она встала и заставила себя закончить работу, сосредоточенно проверяя счета и квитанции.
Лето шло своим чередом. В просторе лазурного неба виднелись вкрапления легких перистых облаков, похожих на скелет селедки. Приехав в Херонсмид, Фейт застала Ральфа в саду за сбором ежевики.
— Дурацкое растение, — ворчал он. — Мало того, что я все лето обдирал руки об колючки, так теперь на кусты напала мучнистая роса.
Выбравшись из колючих кустов, он обнял дочь.
— Я испекла тебе кекс, — сказала Фейт, протягивая ему коробку.
— Мой любимый, с розовой глазурью. — Ральф смущенно огляделся. — Давай попьем чай в саду. Боюсь, в кухне у меня не прибрано.
Фейт вошла в дом. На кухне был хаос. В раковине — потемневшие от времени картофельные очистки, на подоконнике — прокисшее молоко. Как всегда, сердце Фейт сжалось — она вспомнила о Поппи. С этим нельзя смириться, можно только привыкнуть.
Она заварила чай и вышла с подносом в сад. Ральф вытащил из сарая полуразвалившиеся шезлонги.
— Я получил письмо от Николь, — сказал он и протянул вынутый из кармана листок.
По истертым сгибам и обтрепанным краям она догадалась, как часто отец перечитывал письмо.
— А как Джейк? — спросил он после того, как Фейт закончила читать. — Ты его видела?
— В конце июля. С ним все в порядке, папа. Он уже пять месяцев работает в школе. Он очень занят.
Чтобы заполнить паузу, она начала резать кекс, стараясь не думать о том, что бы испытывала, десять лет не видя Лиззи.
— Учитель, — с гордостью произнес Ральф. — Джейк стал учителем. Никогда бы не поверил.
На следующий день после обеда Фейт отправилась к телефонной будке. «Папа приходил сюда тайком, чтобы звонить Линде Форрестер», — вспомнила она, и на мгновение ей стало горько и стыдно за себя. Но затем она заперла эти мысли в дальнем шкафчике в уголке своего сознания, как делала всегда. Иногда дверь шкафчика грозила распахнуться. «Если никто не узнает, никому не будет вреда», — пробормотала она про себя, пытаясь поверить в это.
Гай спросил о Ральфе.
— Постарел, скрипит, но, в общем, чувствует себя неплохо.
— Я бы так хотел навестить его. Если бы мог… Расскажи мне о Херонсмиде, Фейт. Я хочу слышать твой голос.
Она рассказала ему о коттедже, о саде, о песчаном пляже.
— Если бы я приехал туда, где мы могли бы встретиться?
У Фейт замерло сердце.
— У развилки, там, где дорога поворачивает в деревню… там такая треугольная лужайка…
— Я буду ждать тебя там завтра утром, в… дай мне подумать — в десять часов. Элеонора и Сельвин уезжают на выходные в Оксфорд, навестить старого друга Сельвина. У нас будет целый день, Фейт, целый день там, где нас никто не знает, и мы сможем пойти, куда захотим, и делать, что захотим. — В его голосе звучала радость. — Ничего, что ты бросишь отца на день? Ральф не станет возражать?
— Я планировала велосипедную прогулку. О, Гай! Целый день…
Он ждал ее в машине у развилки. Фейт скатилась по пологому спуску, спрыгнула с велосипеда и бросилась в объятия Гая.
— Я привез с собой еду для пикника, — сказал он. — Крабов под соусом и яблочный пирог.
Они поехали на север, к Блэкени. Море сверкало. Оставив машину, они прошли пешком вдоль косы Блэкени-Пойнт, отделяющей море от соленого болота. На гальке лежали остекленевшие подсыхающие медузы, выброшенные приливом. Последние цветы желтых маков дрожали под ветерком. Фейт собирала осколки стекла, превращенные волнами в матовые камешки. Гай написал на песке их имена. Фейт кормила его из рук кусочками крабов, а потом они лежали и грелись на солнышке, и Гай обнимал ее за плечи.
Она предложила ему посмотреть на дом в лесу. Когда они ехали вверх по обсаженной березами аллее, Гай спросил:
— Ты все еще откладываешь шестипенсовики?
— Я открыла банковский счет. Впечатляет?
— Очень.
— Мне пришлось пересчитать все монетки. Набралось больше тридцати фунтов. Но дом стоит шестьсот пятьдесят.
— Позволь мне помочь тебе.
— Нет, Гай. — Машину трясло и подбрасывало на неровной дороге. — Это моя мечта, и я должна осуществить ее сама, в одиночку. Ради спокойствия моей души. — Она посмотрела вперед. — Вот и дом. Правда, он прекрасен?
Гай притормозил.
— Выглядит необычно. Как дом колдуньи.
Фейт вышла и открыла ворота. Стены и ставни крепко обвивал плющ. Крыша была испещрена серо-зелеными пятнами лишайника. С зеленой изгороди свисали плети ломоноса, огород заполнило кружево колючих сорняков. Кое-где сохранились разросшиеся кусты плетистых роз — цветущие и душистые. Позади дома на траве желтели кнопки одуванчиков. Фейт бросила камешек в колодец и прислушалась, но услышала только, как дрозд стучит раковиной улитки по камню да ветер шелестит листьями ивы.
Погромыхав задвижками ставней, Фейт открыла окно и попыталась влезть на подоконник.
— Я хочу посмотреть, как там внутри, — сказала она и улыбнулась. — Раз уж я собираюсь здесь жить… Помоги мне забраться, Гай.
Он подставил сложенные руки, и Фейт, перевесившись через подоконник, скользнула внутрь. Она оказалась в посудомоечной: рядом с огромной раковиной стояли каменные кувшины, оплетенные паутиной. На вбитых в стену гвоздях висели позеленевшие от времени медные сковороды. Вокруг жестянки из-под консервов валялись соломинки и птичьи перья: видимо, когда-то здесь было гнездо.