Следы на воде
Шрифт:
Ой, да ладно тебе, работает он, посмотрите на него! заголосил мой телефон фразочкой Масяни (для звонка Серапиона установлено было знаменитое Директор? Иди ты в ж*пу, директор!). Определитель номера указал: Милена.
Привет.
Привет. Серапион рвет и мечет. Тут опять сектанты.
Я промычал что-то невнятное, но выразительное.
Я сказала, что тебе стало плохо, и ты ушел к врачу. Обещал вернуться после двух.
После двух растяжимое понятие, сказал
Ой, промолвила Милена. Я краснею. Так тебя ждать?
Минут через десять, ответил я. Have a kiss, my precious.
Gollm-gollm, рассмеялась она, и я явственно увидел перед внутренним взглядом картину Милениной свадьбы. Она была в сногсшибательном платье, с изящным букетом в руке. Рядом стоял я.
Над городом собирался дождь.
* * *
Квартира была убрана. Еще недавно на окнах болтался восхитительно серый тюль, мебель покрывал слой пыли, на котором беспечный палец начертал номер телефона ЖЭКа, на спинках стульев и кресел висело самого неприглядного вида шмотье, а по углам громоздились стопки книг и газет. Раковина на кухне хвасталась горой посуды, а в пепельнице на столе гордо вздымалась куча окурков. Разорванный пакет из-под кофейных зерен валялся в углу, а турка успела позабыть о том, что такое водные процедуры. Затоптанная ковровая дорожка, напоминавшая дохлое складчатое насекомое, явно собиралась уронить того, кто отважится по ней пройти. Я довольно огляделся. На уборку ушли сутки, и теперь чистые окна украшали изящные занавески, пыли, окурков и мусора в помине не было, вымытая посуда красовалась на полке, а дорожка, выстиранная и проглаженная, так и излучала радость и уют. На кухне пахло свежим кофе, а из плиты тянулся умопомрачительный аромат пирога.
Дверь в спальню была благоразумно закрыта. Там по-прежнему царил кавардак, а в центре комнаты стояла огромная спортивная сумка с барахлом. Я собирал только самое необходимое, никаких излишеств и безделушек, однако вещей набралось уйма. В одном из карманов лежал билет на поезд и паспорт без обложки на имя Воронцова Андрея Павловича.
Я ждал гостей. Вернее, гостью. Протирал чашки и тарелки, раскладывал салфетки, смотрел, как лучится солнышко на столовых приборах. Думал о том, что все надо закончить до двенадцати, потому что поезд отходит в час тридцать. Еще вызывать такси
Часы пробили шесть. Я послушно вытащил из упаковки таблетку, запил водой прямо из бутылки. Таблетка прошла неровно; я чертыхнулся. Осталось полчаса.
Однажды мне пришлось исчезнуть без объяснения причин. Работа в институте, тепленькое местечко в аспирантуре все пошло прахом;
Сегодня ночью жизнь опять начнется с нуля. У Андрея Воронцова не останется воспоминаний об этом провинциальном городишке, людях, его населяющих, квартире неподалеку от центра. Будет ли больно? Вряд ли. Будет ли горько, пусто? наверно. А по большому счету неважно. Кстати, собирая вещи, я нашел фотографию Ирины. Официальная три на четыре, для студенческого билета. В темноволосой скуластой девушке с миндалевидными светлыми глазами не было ничего от Ирэн моей памяти, хотя я знал, что это она. Незнакомка смотрела на меня строго и торжественно; студенческий билет не располагает к улыбкам. Подумав, я пошел в зал и прикрепил снимок на Стену Славы. Вероятно, он вместе с прочими фотографиями будет выброшен новыми хозяевами квартиры.
Уезжать. Ничего не брать с собою.
К половине седьмого, когда в дверь позвонили, пирог был уже испечен и красовался на столе, коже разлит по чашкам, а турка вымыта. В руках у вошедшей Анны обнаружилась бутылка молдавской Изабеллы самое то для приятной беседы. Я принял вино и сказал:
У тебя хороший вкус.
Бог с тобой, отмахнулась Анна. Я в этом ничегошеньки не смыслю. А чем так вкусно пахнет?
Пирог Сердечное согласие, ответил я, подумав мельком, что Бог действительно со мной. Анна взглянула с искренним изумлением.
Честно, не ожидала, что ты кулинар.
Пирог действительно удался, хотя я только делал вид, что ем: кусок в горло не лез. Анна же, напротив, уплетала с восхитительным аппетитом; наверно, в детском саду ее ставили в пример детям, которые плохо кушают.
Как экзамен?
Отл., сказала Анна. То есть обманула товарища лектора и все списала.
Тебе приходится списывать? удивился я. Анна вопросительно вскинула бровь, взяла на вилку очередной кусок.
Да, а что такое? Я ведь не всеведуща.
Я пожал плечами.
Так, просто спросил, не подумав. Ну что, каникулы?
Каникулы. Маруся уже уехала.
Я рассматривал серьги с этническим орнаментом, болтавшиеся в мочках ее ушей. Лишние дырки в них давно заросли; Анна остепенилась.
Ну и что?
Мысли прыгали, метались, и я понимал только две вещи: что ужасно устал и что все надо закончить поскорее. Видимо, Анна уловила нечто в моем лице, но истолковала по-своему, потому что отложила вилку и сказала: