Слепцы
Шрифт:
Глава 8
Утро выдалось шумным. За дверью комнаты топали, кричали, спорили и ругались. Плакал ребенок.
– Откуда столько народу? – спросил, ни к кому не обращаясь, Враль. – Выйти, поспрашивать разве?..
Враль повернулся на бок, кутаясь в плащ.
– Сходишь? – уточнил Дед.
– После. Никуда они не денутся, – зевнув, ответил Враль. – Не хочется никуда выходить. Вчера и набегался, и намахался.
– Как плечо?
– Болит, – снова зевнул Враль. – Но не слишком: ножик по краешку
– Все помнят, – проснулся Кривой, сел на постели, – все помнят, как ты орал и просил, чтобы тебя добили…
– И ведь не добили, – с упреком сказал Враль. – Больно-то было как. А вы, сволочи безжалостные, не исполнили пустяковую просьбу умирающего…
– В следующий раз. – Кривой запустил пятерню в свои волосы и принялся чесаться. – Даже если поцарапаешься – прирежу.
– Сволочь ты и больше никто. – Враль тоже сел, потянулся неловко, одним боком. – И перестань своих вшей разбрасывать.
– Вши как вши, – буркнул Кривой. – Не хуже твоих.
– Хуже, – мрачно сказал Враль. – Намного хуже. Они у тебя злые. А мои – веселые, добрые…
– Это почему?
– А по крови. Мои пьют хорошую кровь, а твои – что попало… – Враль протянул руку к своим вещам, пощупал. – Не высохло толком. Во влажном придется ходить… Простужусь еще…
Дылда встал, выглянул в окошко и передернул плечами:
– По такой погоде что в сухом выходить, что в мокром – все одно сразу промокнешь. Откуда на небе столько воды?
– А небо все состоит из воды, – пояснил Враль. – Голубое – значит, вода. Осенью дятлы собираются в стаи и летят в теплые края. По дороге пить хотят, долбят небо – вот тебе и дожди. А весной возвращаются. И опять дожди.
– Брешешь ты все, – сказал Дылда. – Никуда они не улетают. Я сам видел дятла зимой…
– Так и я видел. Даже вот сейчас вижу, – печально вздохнул Враль. – Ты как от своей стаи отстал, так все голову мне долбишь и долбишь…
Рык молча встал, оделся, обулся во влажные сапоги, надел куртку, плащ и вышел из комнаты, переступив через Враля.
– И вожак сегодня с утра невеселый… – сказал Враль. – Но вставать, я так понимаю, все равно нужно.
Ватажники встали, оделись; только Полоз лежал, повернувшись к стене, и на попытку Враля разбудить только пробормотал что-то неразборчиво. Враль глянул на Деда, тот пожал плечами и указал на дверь.
Хорек вышел вместе со всеми.
Было ему плохо и тоскливо. Хоть и не распустил Рык ватагу, но что-то изменилось в ватажниках. Словно другие люди выезжали из берлоги всего десять дней назад. И пусть Враль продолжает смеяться и шутить, а Дылда попадается на подначки приятеля, пусть Дед все также язвителен, Кривой насуплен, а Полоз, как обычно, отмалчивается, но в молчании Полоза и в шутках Враля стала чудиться Хорьку какая-то горчинка… Грусть? Страх? Усталость? Да и Рык словно застыл: говорит резко, коротко и будто даже с трудом. Будто делает что-то неприятное
Хорек молча следил за ватажниками, но заметив взгляд Деда, настороженный и немного сочувственный, отвернулся и стал смотреть по сторонам или под ноги.
Пол в коридоре был затоптан, на стенах – потеки грязи и черные брызги. Держа в руках тряпку и ведро, на все это печально глядел слуга. Работа ему предстояла нешуточная.
Но людей в коридоре не было. Похоже, они шумели, когда уходили отсюда, спускаясь по лестнице, и на выходе из харчевни.
– Куда ж вы их всех дели? – спросил Враль слугу. – Неужто выгнали?
– А мы их только на ночь и пускали, – ответил слуга и поставил ведро на пол, вода плеснулась через край. – Прибежал человек из Совета, пустите, говорит, беженцев на одну ночь. Совет расходы покроет… Как же, покроет! А отмывать здесь все тоже Совет будет?
– Да, – участливо кивнул Враль, – не повезло тебе…
– Мне не повезло? – усмехнулся слуга. – Мне повезло. Вы вот еще зала не видели. Там две сотни народу ночевало, не меньше. И, сдается мне, скота всякого еще столько же: не могли люди сами так все изгадить за ночь. Хозяин ругается, грозится сам в Совет пойти, привести кого-нибудь из тамошних да мордой в грязь и дерьмо потыкать…
– А беженцы откуда? – спросил Дед.
– Я не спрашивал, не до того было. Бегали вчера, с ног сбивались, сено таскали, солому, кулеш на кухне варили… Только под утро вроде как задремал – так нет, подняли снова: гостей дорогих выпроваживай, а потом за ними прибирай… Хозяин хватился посуды – половины, считай, нету. Унесли селяне! Это в благодарность за все! – слуга в сердцах плюнул, но аккуратно – не на пол, а в ведро.
– А бежали от чего? – задал новый вопрос Дед. – От войны или от беды какой? Не язва ли какая?
– Типун тебе, дедушка, на язык, – слуга округлил глаза. – Какая язва? Зимой? Летом – понятно, а зимой… В мороз язва не ходит.
– Так дожди…
– Дожди только вторые сутки, а они уже дня три как с мест сорвались. Гнал их кто-то, я так понял. Краем уха услышал, когда сено им приносил на постели.
– Гнал кто-то… – пробормотал Дед. – Это ж кто столько народу в мороз из домов-то гнал? Ну, лады, не будем тебе мешать, прибирай…
Ватажники спустились на первый этаж, заглянули в зал.
– Да… – протянул Враль. – Бывал я и в свинарнике, и в овчарне, но так, как люди нагадить могут, ни одна скотина не справится…
Слуги лопатами сгребали солому и грязь к двери. Воняло псиной и детскими пеленками. Грустный Карась стоял в углу возле кухонной двери и печально смотрел на разгром.
– И что? – спросил Дылда, раздвигая ватажников и входя в зал. – Мне теперь не жрать, что ли, с утра? Слышь, хозяин!
Карась оторвался от грустного зрелища и посмотрел на Дылду.
– Ты здесь найдешь место и харчи, чтобы нас покормить? – прокричал Дылда. – Или мне обидеться?