Слепой рывок

Ливадный Андрей Львович

Иван направил истребитель к группе астероидов, выполнил пару рискованных маневров, с имитацией атаки на постройки старого законсервированного рудника. Легче не стало.

– Так в чем у меня проблема, док?

– Твой мозг после отключения прямого нейросенсорного соединения испытывает дефицит информации, – пояснил Тимошин. – Отсюда подсознательное чувство беспокойства, словно ты постоянно что-то упускаешь из виду.

– Док, да я на симуляторе две сотни часов отработал! И ни разу ничего подобного не испытывал.

– А вот здесь у нас очень интересное

наблюдение! – воскликнул Тимошин с энтузиазмом ученого, обнаружившего новую грань уже изученного явления. – Твой рассудок, как я полагаю, четко распознает, где происходит действие! Если говорить проще, то виртуальная реальность тебя, мягко говоря, «не впечатляет». Подсознательно ты уверен: ничего скверного не произойдет. Ты ведь вырос в Слое, верно?

– Угу… – Стожаров обдумал слова Тимошина. – Ладно, мой рассудок четко разграничивает реальности. Но при чем тут запрещенные чипы?

– Чиперы, используя нелегальное программное обеспечение, загружают в свой мозг огромные объемы информации, при этом они получают очень яркие, запоминающиеся впечатления, – охотно пояснил Тимошин. – Их мозг обычно перегружен, и, когда происходит возвращение в реальность, окружающее кажется им серым, блеклым, скучным, убогим и однотипным. Отсюда общеизвестные симптомы зависимости: раздражительность, нервозность, неадекватное поведение, постоянные попытки «переноса» виртуальных явлений в мир реальный.

– Почему же, работая в лаборатории, я не получил зависимости? Объемы данных, проходящие через шунт, не меньше, чем у чиперов?

– Даже больше. Но ты в отличие от других постоянно анализируешь источники данных, на подсознательном уровне проверяя их на достоверность.

– Виртуалка – это вымысел, и нет никакого смысла на нее реагировать?

– Именно так! – воскликнул Тимошин. – Ты вырос в Слое, а затем познакомился с реальным миром при каких-то стрессовых обстоятельствах. К сожалению, часть твоего личного дела закрыта грифом «секретно». Случай, на мой взгляд, уникальный! Такого четкого разграничения реальностей мы даже предположить не могли! Сегодня ты впервые вывел истребитель в открытый космос, и рассудок отреагировал совершенно иначе, чем в лаборатории! А сейчас тебе попросту не хватает данных, ведь пару минут назад ты видел окружающие явления более детально!

– Док, а симптомы пройдут? – обеспокоился Иван.

– Не знаю, не знаю… Интересная тема для исследования! Думаю, ты вскоре научишься переключаться между способами восприятия.

– Ладно. А почему чиперы не различают, что реально, а что нет?

– По сравнению с тобой у них слабая, неустойчивая психика. По сути, чиперство и прямой нейросенсорный контакт – это разные грани одной и той же технологии.

– Не утешает.

– Не волнуйся, Стожаров, справишься. Какое-то время будет сложно, а затем адаптируешься.

– А если нет? Что тогда, док?

– Ну, придется лечиться, – неохотно ответил Тимошин.

– И технологию запретят?

– Не думаю.

– Почему? Это ведь опасно. Я сталкивался с чиперами. Слабоумные, невменяемые, агрессивные.

– Наверное,

будет происходить отсев, – осторожно предположил Тимошин – В программу подготовки введут предварительные тесты на психологическую устойчивость. Все, Стожаров, хватит засорять эфир, – опомнился он. – Нельзя болтать на такие темы. Поговорим, когда вернешься.

Разговор Ивана не порадовал. Надо взвесить риск. И подумать, стоит ли продлевать контракт после его закрытия? Квалифицированные пилоты требуются всегда, без работы не останусь.

А мир-то действительно выцвел. Теперь, после короткого общения с Тимошиным, все вроде бы нашло объяснение, встало на свои места. Действительно, тусклую засечку на экране радара не сравнить с четкой сигнатурой, которую разум воспринимает при прямом соединении с локационной системой истребителя.

«Хотя, – он коснулся сенсора, вызвал на экран детализированную энергоматрицу, – в чем разница? В скорости реакции. Доступности данных», – мысленно ответил он на заданный себе вопрос. Взглянуть на засечку, подумать, совершить движение, посмотреть на экран, проанализировать энергоматрицу, секунд шесть-семь. В условиях космоса, а особенно в бою, это очень много.

Вот, значит, какое будущее у технологии прямого нейросенсорного контакта?

«Хотя, – он пожал плечами, направляя машину в сложное маневрирование между астероидами, – почему сразу военное применение? Есть сотни других вариантов. Контроль над машинами, работающими в условиях крайне агрессивных сред. Решение нештатных ситуаций, которые в мегаполисах возникают ежечасно. Сейчас такими проблемами заняты экспертные нейросети, но к ним доверия мало…»

Рискованное маневрирование, ранее граничащее с драйвом, сейчас не доставляло никакого удовольствия, и Иван решил возвращаться.

* * *

Он уже развернул «Иглу», когда датчики локационной системы внезапно взвыли, все разом. От неожиданности Стожарова прошиб холодный пот.

Что, фрайг побери, происходит?!

Он мог поклясться: на многие тысячи километров вокруг нет ни единого крупного материального тела! Ложась на обратный курс, он специально увел машину выше скопления астероидов и собирался передать управление автопилоту.

Сбой в системе локации?! Мысли опаздывали за машинальным действием, он уклонился от вероятного столкновения, хотя визуально по курсу было чисто, лишь в глубинах голографических мониторов на доли секунд вспыхнул и погас контур какого-то непонятного объекта.

– Испытатель-1, Центру, ответьте! – Он выровнял полет, сбросил скорость.

– Центр, на приеме. Что у тебя происходит?!

– Сам бы хотел знать! Прошу данные с систем локации базы!

– У нас непонятный сигнал. Мощный, но кратковременный. Доли секунд.

– Объективно?

– На сто процентов. Учитывая аналогичные данные со сканеров дублирующей системы.

– То есть у меня по курсу возник и тут же исчез материальный объект? Как такое вообще может произойти?

– Не знаем. Пытаемся разобраться.