Слепой. Теория лжи
Шрифт:
– Мой секрет прост, – сказал Пал Палыч, доставая из шкафа и надевая круто накрахмаленный белоснежный халат, – я сюда никого не пускаю. И пол сам мою, и посуду, и пыль вытираю.
– Нет, – покачал головой Шевченко, – это не по мне. Для меня пол мыть и пыль вытирать еще хуже, чем метки ставить.
– Ладно, хватит болтать, – махнул рукой Пал Палыч. – С чего начнем?
– Давайте с моей. Что там вам менты-понты, как выражается одна моя знакомая, вам передали, я не знаю. А у меня вещество, похоже, именно то, которое сейчас мы из организма пострадавших
Пал Палыч взял у Шевченко серебристую упаковку с таблетками, повертел ее в руках и усмехнулся:
– Странно…
– Что странно? – спросил Шевченко.
– Да знакомая бумажка.
– В смысле?
– В смысле… В такой упаковке в девяностые годы экстази местного производства ходило. Но оно по качеству, скажу тебе как химик медику, качественнее зарубежного было. И, по-моему, никаких эксцессов тогда не наблюдалось.
– Но вам же его кто-то для экспертизы приносил?..
– Приносили. Из органов. Они хотели на след производителей выйти. Я тогда только подтвердил, что продукт местного, но высокопрофессионального производства, состав назвал. Они потом, насколько помню, все-таки вышли на производителей. Какой-то цех подпольный работал. И там опытные химики-органики подвизались. Вроде даже кого-то посадили тогда…
Пал Палыч, как истинный профессионал, говорил и между тем делал дело. Он достал одну из таблеток, положил в фарфоровую ступку, растер в ступке и специальной стеклянной лопаткой всыпал маленькие порции порошка в пробирки с разными растворами. Шевченко присел на стоящий в углу стул, внимательно наблюдая за тем, что происходило. Через несколько минут Пал Палыч взял в руки пробирку с прозрачным, но, похоже, вязким раствором, на дне которой выпал серый, пепельный осадок, и, вздохнув, показал Шевченко:
– Вот, видишь, эта гадость и не выводится. Сразу видно, кустарная работа. Тот самодельный психоделик, который я исследовал в девяностые годы, такого осадка не давал.
– И что теперь? – встал со своего места Шевченко.
– Подожди, сейчас посмотрим, что нам та докторша симпатичная передала.
С этими словами Пал Палыч достал таблетки, изъятые оперативниками, и с одной из них проделал то же самое – растолок ее уже в другой ступке и рассыпал порошок по пробиркам. И опять в пробирке с прозрачным вязким раствором остался теперь уже не светло-, а темно-серый осадок.
– Ну вот, я так и думал, – озабоченно покачал головой Пал Палыч.
– Что вы думали? – подхватил Шевченко, наклоняясь над столом.
– Это полная кустарщина. Только упаковка старая, девяностых годов. А сделано грязно… Вещества вроде те же, но тот, кто их синтезировал, поленился конечный продукт очистить. А вот эту грязь из организма попробуй выведи. Но мы сейчас что-то придумаем.
«Сейчас» растянулось до поздней ночи. У Пал Палыча в специальном холодильнике-сейфе хранился довольно богатый выбор адсорбентов. И в конце концов они подобрали тот, который был способен по крайней мере отчасти микшировать воздействие самопального экстази.
В конце концов Шевченко
Взглянув на часы, Пал Палыч вздохнул и недовольно проворчал:
– Только вот ночевать придется теперь в городе…
– Я завтра с утра вас отвезу на дачу, – пообещал доктор Шевченко.
– Что мне твое утро… Твое утро – мой день. Клев прозеваю, – продолжал ворчать Пал Палыч.
– Ну, давайте я раньше приеду… – начал было Шевченко, но Пал Палыч его прервал:
– Да не переживай! Занимайся своим делом. Я же вижу, зашиваешься. А меня завтра друг подбросит. Да, чуть не забыл. Я здесь написал заключение. Передай этой вашей докторше. Пусть оперативников обрадует.
Шевченко подбросил Пал Палыча до его городской квартиры, а сам направился в клинику. Крутикова, очевидно, успела не только отоспаться, но и принять душ и подкраситься, потому что выглядела отдохнувшей, свежей и готовой снова флиртовать. Но Шевченко было теперь не до того. Он передал записку Пал Палыча для оперативников и попросил:
– Одноразовые шприцы, срочно! Я сам сделаю инъекции.
Сделав уколы все еще пребывавшим без сознания пациентам, доктор Шевченко оставил в каждой из палат, где те лежали, по дежурной медсестре и устроился на диванчике в ординаторской.
Однако поспать ему не удалось. Уже через полчаса прибежала медсестра и с ужасом сообщила:
– Там они в себя приходят. Рвота началась, понос и… какие-то странные они все…
– Вы что, их одних оставили?! – вскакивая с дивана, возмутился доктор Шевченко.
– Да нет, там и медсестры и врачи возле них… Меня за вами послали… – покраснела медсестра.
Всю ночь медперсонал пытался облегчить страдания несчастных. Две девушки, из тех, что привезли первыми, скончались. А все остальные, как стало ясно к утру, нуждались в помощи психиатров. Их преследовали галлюцинации, и стоило большого труда удержать их от резких неадекватных действий.
– Глаза у них у всех какие-то мутные… – заметила Крутикова.
– Да… – покачал головой Шевченко. – А глаза у нас что? Зеркало души. Так что, увы, теперь они все пациенты совсем другой клиники.
Под утро в клинику доставили еще двух девушек, которые, судя по их боевой раскраске, тоже провели ночь в одном из клубов и наглотались все тех же таблеток. Сделав им уколы, доктор Шевченко понадеялся, что хотя бы им удастся сохранить психику здоровой.
Глава 3
Когда Слепой подъехал к кафе, генерал ФСБ Потапчук в своем светлом летнем костюме с неизменным потертым портфельчиком уже сидел за столиком, но почему-то не внутри, а на открытой веранде и читал газету. Глеб Сиверов, припарковав свой «фольксваген», даже не сразу вышел, но, осознав, что Потапчук и не собирается входить внутрь кафе, не снимая темных очков, направился к его столику.