Слепые жернова
Шрифт:
Они шагали бок о бок, его длинное серьезное лицо было повернуто к ней. Не глядя на него, она неискренне ответила:
— Вовсе нет.
Снова наступило молчание. Теперь они шагали по тихой улочке, между высоких каменных стен; с одной стороны была дамба, с другой — лесопилка. Когда вокруг не осталось ни души, он неожиданно взял ее за руку и принудил остановиться. Не выпуская ее руки и пожирая ее взглядом, он выпалил два слова, которых она не могла не счесть признаком чудачества. Он сказал:
— Привет, Сара!
Она чуть было не захихикала: разве они только
— Ну, как, Сара?
Она не знала, что ответить. Она облизнула дрожащие губы и, как дурочка, каковой, по собственному мнению, и являлась, не нашлась с ответом. Ему пришлось продолжать:
— Просто я никогда прежде не произносил вашего имени. Мы ходили здесь уже двадцать пять раз — я считал, — а я ни разу не назвал вас по имени. И еще сегодня я впервые к вам прикоснулся, когда подсаживал в автобус. Должен вам сказать, Сара, что… вы очень красивая.
— О!.. — только и вымолвила, вернее, простонала она.
Он огляделся и тихо спросил:
— Можно мне вас поцеловать?
Она оставалась неспособной на членораздельный ответ, но его и не требовалось — тело ответило вместо нее. В следующее мгновение они уже стояли вплотную друг к другу, и его губы нежно прикасались к ее губам, словно опасаясь происходящего. Секунда — и все кончилось; они снова шагали рядом, но уже не мешая рукам соприкасаться. Она чувствовала себя пушинкой, тяжесть в ногах исчезла, она готова была взлететь.
Они миновали стену и увидели берег. Был прилив, дети играли с досками на воде. Дальше находилось трамвайное депо, Богги-Хилл. Только когда показался жилой массив — Пятнадцатые улицы, он нарушил волшебную тишину:
— Хотите, съездим завтра вечером в Ньюкасл на спектакль?
— О!..
Снова стон, правда, иного свойства. В Ньюкасл на спектакль! Это уже была бы настоящая жизнь… Если бы только она могла ответить согласием! В кармане у нее была получка — 18 шиллингов и 6 пенсов. Хорошие деньги, на которые можно было бы нарядиться с ног до головы, но где там! Ей еженедельно приходилось отдавать в семью по 14 шиллингов. Еще 2 шиллинга уходило на одежду. Оставалось полкроны, и того не было бы, если бы гона ежедневно не экономила на проезде. Фунтов на пять смогла бы отлично приодеться. Так она и сделает! От решимости ее грудь заходила ходуном. Пять фунтов — и у нее будет новое пальто и туфли. Но о завтра не приходится и мечтать… Она поникла и пробормотала:
— Простите, завтра я не могу.
— Почему? На прошлой неделе вы говорили, что в эту субботу вас раньше отпустят… Сара! — Опять они стояли лицом к лицу. — У вас есть еще кто-то, Сара?
— Еще кто-то? — Наконец-то она обрела дар речи. Смеясь, она повторила: — Кто-то еще! — Склонив голову набок, даже позволила себе пошутить: — Где же он, по-вашему, прятался целые три недели?
Они засмеялись вместе. Он смеялся в своей манере — откидывая назад голову. Потом опять посмотрел на нее и спросил:
—
Пришел ее черед изучать его лицо. При внимательном рассмотрении оно оказалось славным — добрым и честным. В следующий миг до нее дошло главное: он совершенно не зазнается. Эта мысль ее согрела. Она почувствовала себя мудрой, едва ли не умнее его, сумев проникнуть в его характер. Теперь ей было понятно, почему он так запросто общается с работягами. Не удивляло ее больше и то, что он без смущения рассказывает, что его мать чистит всем обувь, а брат выполняет незавидную работенку. Ни капли чванства! Новое знание придало ей смелости. Она слегка распахнула полы своего пальто и призналась:
— Мне нечего одеть.
— Что?! — Он в искреннем изумлении приподнял брови, потом его длинное лицо стало озабоченным, кончик носа по-кроличьи сморщился. — Милая моя! Надо же, о чем вы тревожитесь! Я даже не замечал, что на вас одето. — Озабоченность сменилась веселой улыбкой. — И никто никогда не заметит, Сара. Вы носите свою одежду, как… В общем, как человек, которому вообще не нужна одежда, чтобы обратить на себя внимание. То есть вы понимаете, что я хочу сказать… — поспешно закончил он.
Она стояла, опустив глаза.
— Очень мило, что вы так говорите, но девушке нужна хорошая одежда. От хорошей, новой одежды сразу оживаешь…
— А я вам говорю, что никто никогда не заметит, что вы там… Да бросьте вы! — Он со смехом повлек ее за собой. — Вот приедете завтра в Ньюкасл — и сами увидите, что разные разодетые дамочки вам в подметки не годятся.
Она все еще не поднимала глаз, но ее большое тело сотрясалось от счастливого смеха. Потом она взяла себя в руки, подняла голову и тихо произнесла:
— Знаете, что я вам скажу?
— Не знаю.
— По-моему, лучше вас нет никого в целом свете.
— Сара!
Он чуть было снова не привлек ее к себе, и ей пришлось предупредить его:
— Перестаньте! Мы почти пришли. Люди же вокруг!
И густо покраснела. Она не собиралась говорить ему комплименты, это вышло непроизвольно. На данной стадии это было преждевременно, все равно что взять и броситься ему на шею. Впрочем, он все поймет правильно, ведь она сказала ему правду: он самый лучший человек на свете. То есть мужчина. Он именно так и выглядел: не пареньком, не юнцом, а мужчиной. Кстати, сколько ему лет? Он ни разу не говорил о своем возрасте. На вид ему можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. Воистину, в этот вечер она была не властна над своим языком — к ее собственному изумлению, язык бесстрашно задал вопрос:
— Сколько вам лет?
— А вы как думаете? — насмешливо осведомился он.
Она покосилась на него, словно снимая мерку, и ответила:
— Двадцать шесть.
— Двадцать шесть? — Его брови взлетели на лоб. — Ошиблись на три года.
— Неужто двадцать девять?
— Нет. Придется вас разочаровать: всего двадцать три.
Она вовсе не была разочарована, просто он выглядел старше. Следующие его слова заставили ее вздрогнуть:
— А вам девятнадцать.