Слепые жернова

Куксон Кэтрин

Она улыбнулась Полу, и он сказал на прощание:

— Я еще загляну.

Махнув Кэтлин ракеткой, он исчез.

— Зачем я тебе понадобилась, мама?

— Не торопись, всему свое время. И пяти минут не пробыла дома.

— Хочешь, чтобы я тебе чем-нибудь помогла?

— Нет, просто хочу, чтобы ты пять минут посидела смирно.

Она обернулась и улыбнулась дочери. Та, как водится, ответила ей улыбкой, но тут же поджала губы и усмехнулась, словно говоря: «Все что угодно, лишь бы сделать тебе приятное».

— Ну, я

пошла, Сара. — Филис встала.

— Погоди, выпей чаю перед уходом.

— Не надо, я уже выпила две чашки. Хочешь, чтобы я захлебнулась чаем? Удивляюсь, как ты не отравишься. Сколько раз ты пьешь чай за рабочий день?

— Только дважды: утром и в полдник.

— Когда ты снова выходишь?

— В понедельник, наверное, если врач меня допустит. Глупо, конечно, простудиться в такую погоду, когда все стонут от жары. Но что поделаешь!

— Ты сможешь прийти к нам в выходной?

— Если пойду на рынок, то обязательно загляну.

— Захвати с собой Кэтлин. — Филис посмотрела на племянницу и сказала ей: — Ты у нас редко бываешь, а ведь ребята любят, когда ты нас навещаешь. Дик на днях меня спрашивает: мама, почему у нас в семье нет девчонок? Я говорю: доктор сказал, что у меня лучше получается выхаживать мальчишек, у меня, мол, слишком грубые руки, могу поранить, когда буду отвешивать оплеуху.

Кэтлин встретила шутку тети спокойной улыбкой и воздержалась от смеха. Филис резко отвернулась от нее.

— Все, пошла. Пока, Кэтлин.

— Пока, тетя Филис.

Похлопав ладонями по доске и вытерев остатки муки о фартук, Сара вышла вместе с Филис на порог. У двери они постояли, молча глядя на улицу. Филис прошептала:

— Она сохнет по Полу. Из этого что-нибудь получится?

— Все пойдет своим чередом.

— Что, если они задумают пожениться?

— Очень на это надеюсь.

— Неужели?

— Что в этом такого?

Сестры переглянулись, и Филис, спрятав глаза, ответила:

— Полагаю, что ничего. В наши дни против браков двоюродных братьев и сестер не слишком возражают. — Подняв глаза, она потребовала уточнений: — Ты действительно этого хочешь?

— Да, — сказала Сара, глядя на улицу. — Это единственное, чего мне теперь хочется.

— Почему бы тебе самой не выйти замуж? — ласково спросила Филис. — Ты вполне могла бы это сделать. Ты сейчас интереснее, чем в двадцать лет. Тебе идет худоба, а твой роскошный бюст все равно при тебе.

Сара оттолкнула ее, и обе прыснули.

— Куда ты без него? Кстати, тебе бы тогда не пришлось бегать через день на фабрику.

— Я предпочитаю фабрику.

— Что ж, тебе виднее. Каждый сам выбирает себе путь. — Помолчав, Филис спросила: — Как долго Кэтлин проучится в школе?

— Как можно дольше. До Пола ей все равно всегда будет далеко, но это не важно. Главное для нее — образование, чтобы хотя бы немного уменьшить разницу между ними.

— Ты все продумала. — Филис понимающе улыбнулась. — Что ж,

все именно так и должно быть. Хотелось бы мне так же распланировать жизнь каждого из моих четверых, но у них мозгов кот наплакал, только и умеют, что заколачивать деньгу, да Ронни еще ловко бренчит на пианино. — Она усмехнулась. — Зато по части денег они далеко пойдут. Джимми всего семнадцать, а можно подумать, что все семьдесят. Знаешь ли ты, что это он открыл мороженое? — Она дернула Сару за руку. — Представь себе! Пока Джимми не начал его делать, о нем и не слыхивали. Ладно, — громко засмеялась она, — главное, что он на этом хорошо зарабатывает. Я желаю ему удачи.

Громкий смех Филис заставил Сару покоситься на дверь в нескольких ярдах от ее двери и сделать в адрес сестры предупредительный жест. Филис закрыла ладонью рот и втянула голову в плечи.

— Прости, — прошептала она. — Значит, потеплением и не пахнет?

Сара покачала головой.

— Теперь я не желаю никакого потепления.

— С ума сойти можно! Ты хочешь сказать, что она по-прежнему не удостаивает тебя даже словечком?

— Ни единым! Когда мы сталкиваемся на улице, она изображает из себя слепую. Что поделаешь! — Сара улыбнулась. — Теперь это уже не имеет никакого значения. Я даже забываю о ее существовании. Проходит несколько дней, а я ни разу и не вспомню, что на свете есть она.

— А старик по-прежнему заглядывает?

— Да, разок-другой в неделю, чаще по выходным. Кэтлин бывает у них.

— На твоем месте я бы ее туда не пускала. Раз не хотят знать тебя, пусть и с ней не знаются.

— Нет, я не хочу ей запрещать. В конце концов, это бабушка и внучка.

— Да, мы с тобой совсем разные. Я бы так не смогла. Что ж, мне пора. Увидимся на Страшном суде.

На эту мрачную, хоть и расхожую формулу расставания Сара отреагировала улыбкой и словами:

— Хорошо, на Страшном суде.

Знали ли они, что не пройдет и нескольких часов, как им придется поминать суд без всякой иронии?

— Поцелуй от меня своих мальчиков.

— Обязательно. Пока!

Вернувшись в дом, Сара подумала: «Вот странно! Филис говорит, что не смогла бы снести презрение свекрови, а сама столько лет носит на себе печать прокаженной, как жена араба, и хоть бы что! Филис — славная девочка, очень славная! Какое мужество!»

— Я не пойду в субботу к тете Филис, мама, — объявила Кэтлин, дожидавшаяся мать.

— Тебя никто не заставляет, — ответила Сара язвительным тоном.

— Ничего не могу с собой поделать, мама. Я пыталась, но…

Сара заняла свое рабочее место и, отвернувшись от дочери, сказала безразличным тоном:

— Я все знаю. Не будем вдаваться в подробности. Решай сама.

Кэтлин опустилась в кресло, именовавшееся прежде креслом Дэвида, и, потупив глаза, проговорила:

— Мне очень нравится тетя Филис. Она такая милая, добрая! Но ее сыновья и этот Али… В общем…