Слезы луны

Робертс Нора

– Из Нью-Йорка? Там же еще и пяти утра нет.

– Знаю, однако, судя по голосу, мой собеседник в здравом уме и трезвой памяти. – Эйдан почесал затылок, встряхнулся, поднес к губам чашку с чаем. – Он хочет построить в Ардморе театр.

– В смысле, кинотеатр? – Шон поставил на пол стул и оперся на него.

– Нет. Театр. Музыкальный. А может, драматический. Он сказал, что слышал о «Пабе Галлахеров» как о местном центре ирландской музыки. Хотел узнать мое мнение.

Шон поставил на пол второй стул.

– И что ты ему

сказал?

– Ну, пока ничего конкретного, ведь он застал меня врасплох. Я сказал, что подумаю денек-другой. Он обещал перезвонить в конце недели.

– С чего вдруг парню из Нью-Йорка пришло в голову строить здесь музыкальный театр? Не логичнее ли выбрать Дублин, или графство Клэр, или Голуэй?

– Я тоже порядком удивлен. Он особо не распространялся, однако заявил, что его интересует именно Ардмор. Тогда я сказал: «Может, вы не в курсе, у нас тут просто рыбацкая деревня. Конечно, туристы приезжают ради пляжей, а некоторые хотят посмотреть собор Святого Деклана, фотографируют и все такое, да только народ сюда особо не ломится». – Пожав плечами, Эйдан подошел помочь Шону. – Тогда он рассмеялся и заявил, что прекрасно осведомлен и планирует нечто небольшое, камерное, так сказать.

– Хочешь знать мое мнение? – спросил Шон и продолжил, когда Эйдан кивнул: – Отличная идея. Выйдет ли, другой разговор, а вообще мысль интересная.

– Сначала надо взвесить все «за» и «против», – пробормотал Эйдан. – Скорее всего, наш американец передумает и отправится в местечко повеселее.

– А если не передумает, я бы посоветовал ему построить театр за нашим пабом. – Шон начал выставлять на столы пепельницы. – Помнишь, у нас там есть небольшой свободный участок, и, если как бы присоединить театр к пабу, мы выиграем больше всех.

Эйдан опустил последний стул и расплылся в улыбке.

– Дельная мысль. Молодец, Шон. Не думал, что тебе это интересно.

– Видишь, у меня тоже иногда бывают просветления.

Скоро в гостеприимно распахнутые двери паба полились посетители, и все умные мысли вылетели у Шона из головы. У него едва хватило времени на короткую и бурную перепалку с Дарси, которая, к его огромному удовольствию, пулей вылетела из кухни, поклявшись заговорить с ним только через шесть лет после того, как он ляжет в могилу.

Усомнившись, что сестра способна заткнуться на столь продолжительный период, Шон продолжал работу: раскладывал по тарелкам жаркое, жарил рыбу с картошкой, делал сэндвичи с ветчиной и сыром. Теперь ему составлял приятную компанию лишь неумолчный гул голосов, доносившийся из-за массивной двери. Дарси держала слово целый час: сердито сверкала глазами, прибегая забирать заказы, а новые отдавала, уставившись в стену.

Шона ее поведение забавляло, а потому, когда Дарси в очередной раз поставила в мойку пустые тарелки, он схватил ее и звонко чмокнул в губы.

– Скажи хоть словечко, сестренка. Ты разбиваешь мне сердце.

Дарси

отпихнула его и шлепнула по рукам, потом не выдержала и расхохоталась.

– Я тебе сейчас как скажу! Отпусти, болван!

– Пообещай не швыряться тарелками.

Дарси тряхнула головой, откинув назад шелковую черную гриву.

– Эйдан вычтет стоимость битой посуды из моего жалованья, а я коплю на новое платье.

– Тогда я могу надеяться.

Шон отпустил сестру и перевернул лопаткой кусок рыбы, шипящий на сковороде.

– Парочка немецких туристов из пансиона хочет попробовать твое жаркое с черным хлебом и капустным салатом. Завтра они едут в Керри, а потом в Клэр. Если бы мне выпал отпуск в январе, я бы провела его в солнечной Испании или на тропическом острове, где можно ходить в одном бикини и масле для загара.

Пока Шон выполнял заказы, Дарси крутилась на кухне. Она была очень красива и сознавала это. Молочно-белая кожа, блестящие голубые глаза, сексуальные, независимо от настроения, пухлые губы. Сегодня утром Дарси накрасила их ярко-красной помадой, чтобы поднять тонус в холодный унылый день. Соблазнительные изгибы фигуры не оставляли сомнений в женственности, которую девушка, внимательно следившая за модными тенденциями, подчеркивала смелыми цветами и мягкими тканями.

Семейную тягу к путешествиям Дарси намеревалась утолить с присущим ей шиком, однако удовлетворить свое стремление к роскоши прямо сейчас не могла, а посему подхватила поднос с очередным заказом и чуть не столкнулась в дверях с Бренной.

– Куда ты опять влезла? У тебя все лицо черное.

– А, сажа. – Бренна засопела и потерла нос тыльной стороной ладони. – Дымоход чистили с папой, грязная работенка, но я вроде как отмылась.

– Не вся. Посмотрись в зеркало.

Обойдя подругу за километр, Дарси выскочила из кухни.

– Этой только дай волю, вообще от зеркала не отойдет, – заметил Шон. – Есть хочешь? Ланч готов.

– Мы с папой поели бы жаркого. Пахнет вкусно. – Бренна нацелилась на черпак, однако Шон преградил ей дорогу.

– Я лучше сам. Ты и вправду не всю сажу смыла.

– Ладно. И чай. И еще… мне нужно с тобой поговорить, когда освободишься.

Он обернулся через плечо.

– Говори сейчас. Мы оба здесь.

– У тебя сейчас полно работы. Я заскочу после ланча, если ты не против.

Шон поставил на поднос тарелки и стаканы с чаем.

– Как хочешь, я на месте.

– Да, конечно. – Бренна взяла поднос и понесла в дальнюю кабинку, где ждал отец.

– А вот и я, пап. Обед с пылу с жару.

– Пахнет просто божественно, – заметил Мик О’Тул, невысокий и щуплый, как бентамский петушок, с густой копной пшеничных кудрей и живыми сине-зелеными глазами, переменчивыми, как море.

Смех Мика напоминал ослиный рев, руки могли принадлежать знаменитому хирургу, и он всегда испытывал слабость к романтическим историям.