Слипер и Дример
Шрифт:
переквалифицироваться в гардеробщиков или лифтёров. Ведь пальто и лифты никто не отменял,
верно? Логично. А так у нас, что ни валяйся, всё пригодится! Работник, считающий деньги, — тем
более. Но здесь, на пятой по счёту от жёлтой звезды номер как-там-бишь-её-чёрт-бы-побрал
планете коммунизм не был ни известен, ни изобретён и, тем более, не был достигнут. Бухгалтеров
водилось — пруд запруди и карасей выводи! И Артемий Феоктистович был одним из них. Точнее,
он тоже поначалу, в молодости,
положено, орал и бухал, всячески празднуя на все лады житие свое, и выстаканивал на различной
посуде незатейливые этнически близкие ему мелодии и народный танец «тым-цы тым-цы». Но
чутка попозжее, согласно закону повторяемости тотальной эволюции Всея Сангхи на примере
каждой отдельно взятой замкнутой системы, входящей в основной поток этой самой тотальной…
В общем, кокос от пальмы недалеко крякает. Так и герой наш тоже повстречал на своем
эволюционном пути некий бюстгальтер. В этот самый бюстгальтер была одета некая особа, имя
которой утерялось и стёрлось из повествования о сознательном росте осознания Артемия
Феоктистовича, но на которой он таки женился. Была она грузна собою во всех отягчающих
смыслах. В смысле, немало весила и грузила тоже не по-детски. Обнаружившиеся вскоре (жёлтая
тусклая звезда поколесила за это время из одного угла планеты в другой угол раз эдак -цать ) в
колечках жёнушкиной причёски видавшие всё в жизни бигуди свели Артёмушку нашего с
катушек. И он в сей же миг окончательно утвердился в своей философской позиции, что
челобречество на его родной планете есть не что иное, как тупиковая ветвь регрессирования
чебуреков и чемоданов, а потому всё одно теперь для него, всё без разбору однохреново и
однобуйственно.
— Гори забор, гори хата! — крикнул он в порыве просветления.
И остался Феоктистыч наш в бухгалтерах, кое и было предсказано ему мировым порядком
вселенской истории. Выпал в единочество со своим котом Василием, братом мужа третьей
троюродной сестры отчима Котовасии, который в свою очередь был пятым пасынком друга отца
его внука с монгольской стороны, то бишь роднёй нашему миляге Башкирскому Коту. Также
Артёмушка остался и с любимым, в будущем упомянутым нами ещё разок или два ниже,
волосястым мухоловом в горшочке с керамическими крендельками.
Та же, что и у всех бухгалтеров, бежевого цвета сорочка. Бежевая — не от обострённого вкуса
к тонкой линии галантереи. А обязанная своим колором статичности от нечастого пользования
85
услугами бабки-постирушки, коя в оплаченных Феоктистычем комнатах низводила на «нет»
различного происхождения пятна на вещах жильцов. Она же была и хозяйкой этих самых комнат,
о
Фасо». Да, дорогой читатель, у бабки-постирушки была обычная русская фамилия Буркина и
обычное кавказское имя Фасо. Родом она была с системы номер 013, что значит — в тринадцатой
завитушке Великого Веретена Миров, направо от Большой Медведицы. Откуда она взялась здесь?
Да как все мы — оттуда и отсюда! Занесло, короче.
Работа у Артемия Феоктистовича была не пыльная. Приходил в конторку с утреца. Поливал
водичкой волосястого мухолова (помните, я ведь предупреждал, что мы о нём ещё вспомним!).
Мухолов тот волосясто кочумал на подоконнике, высматривая сквозь мутное стекло свой завтрак.
А бухгалтер наш садился за обветшалый стол перекладывать розовые и зелёные бумажки из кучки
в кучку. Квитанции, счета, чеки, бумаги. Затем был обед, принесённый в мисочке с собой и
разогретый на маленьком примусе тут же, в конторке. Иногда к ним заходила торговка из
хлебопекарни с корзиной на голове и своими сто восемью и одной косичками, привественно
кричала с порога «Алл-ллах, Харе Ом!», и в эти дни в рацион обеда добавлялись сдобная булочка
и кекс с вареньем из плодов дерева Бо. Примерно в четверть четвёртого начинал бренькать
трескучий звонок в коридоре конторы. Смеркалось. Варкалось. Сморкалось. Не забывай, дорогой
читатель, всё это происходило весьма и весьма далеко от твоего нынешнего местопребывания, а
потому в тамошних сутках насчитывалось отнюдь не двадцать четыре часа, а всего четырнадцать.
Так уж вышло. Не обессудь, смотри в суть! По крайней мере, время тоже имеет права ходить там и
так, как ему забессудится! Тусклая звезда чертила свой путь по небосклону этой планеты
довольно быстро. И к тому же у местных жителей была принята в оборот не десятичная
математика, а семеричная. Короче говоря, всё было очень запутано, и на их планете щекотящие
запутки тоже так и рыскали, так и рыскали кругом, аки и в Лесу, о котором шла речь в начале этой
книги. Господи, о чём это мы? Ах, да! Так вот. Звенел, значит, звонок. И Артемий Феоктистович
Шматко, милый наш, тихий и скромный, челобреколюбивый бухгалтер, собирался домой. И так
шли дни. Дни. Дни. А звезда всё потихоньку тухла и тухла в своем космосе у него над головой.
(И между прочим, дорогой читатель, у тебя прямо сейчас над головой точно так же помаленьку
тухнет какая-нибудь звезда, уж какая там у тебя водится.)
Вот и в этот раз он погладил нежно на прощание волосястого мухолова. Дал ему муху. Тот
благодарно захлопнул пасть до утра, свернувшись колечком в горшочке с крендельками, а