Слишком большое сходство (сборник)
Шрифт:
– Надо же... Вот Цыкина и вызывай на допрос.
– О чем будет речь? Ведь подготовиться надо, материалы посмотреть, выстроить вопросы...
– Не надо их выстраивать, – перебил Ксенофонтов. – И готовиться не надо. Все необходимое я с собой прихвачу. Об одном предупреждаю – допрос будет долгим, на пару часов ты должен от других важных дел освободиться.
Ксенофонтов пришел в прокуратуру ровно в девять. Был он весь в светлом, на плече у него болталась почти кожаная сумка на «молниях», от самого разило каким-то
– Прекрасная погода, не правда ли? – воскликнул Ксенофонтов.
– Ничего погода. Ну что... Начнем?
– А! Я и забыл! Конечно, старик, конечно! Вели вводить.
– Что значит вели? А что с ним делать будем?
– Беседовать будем. Как это чудесно – беседовать с незнакомым человеком! Сколько нового открывается, сколько неожиданного! Когда я работал журналистом...
Зайцев сосредоточенно набрал номер телефона, дождался, пока кто-то возьмет трубку, и бросил одно слово «давай».
– Одна просьба, – Ксенофонтов поднял палец. – Ни слова о деле. Ни единого. Молча сиди. Можешь иногда выйти покурить, к начальству сходи, засвидетельствуй почтение, начальство страшно любит, когда ему почтение выражают. Особенно когда это делают неуместно и неумело. Ловко выраженное почтение они могут и не заметить, а вот неожиданное, некстати высказанное... О! Они просто балдеют! Краска неописуемого наслаждения заливает их лица...
– Вводите! – бросил Зайцев, увидев заглянувшего в дверь конвоира. – Подождите в коридоре. – Окинув взглядом раскрытое окно, забранное решеткой из толстой арматурной проволоки, Зайцев сложил руки на столе.
Вошел Цыкин. Среднего роста, тощеватый, сутулый, с длинными нечесаными волосами. Вытянутое лицо, узко поставленные глаза, настороженный взгляд. Но явно проступала в нем и мелкая пакостливость, торжество – что, дескать, ребята, ничего у вас не получается?
– Садись, старик, – сказал Ксенофонтов, тронув Цыкина за локоть. – Вон там, ближе к окну, к свежему воздуху.
Цыкин диковато глянул на Зайцева, словно прося подтвердить необычное приглашение, и, лишь дождавшись, когда следователь кивнул, осмелился сесть.
– Так вот я и говорю, – продолжил Ксенофонтов, – высказывая начальству уважительные слова, ты повергаешь его в мучительные раздумья. Он впадает в панику. Он не знает – искренне ты сказал, не смог сдержать накопившийся восторг перед ним, подлизываешься или прощупываешь...
– Это очень интересно, – с трудом выдавил из себя Зайцев.
– Потому и рассказываю! – Ксенофонтов вынул из сумки пачку диковинных сигарет, от которых кабинет сразу наполнился запахом дорогого табака, щелкнул зажигалкой, прикурил.
– Ты начал курить? – спросил пораженный следователь, но Ксенофонтов не слышал – он уже угощал Цыкина. Тот не отказался,
– Да кури здесь, старик! – воскликнул Ксенофонтов. – Я тебе на дорогу еще парочку подброшу. – Встряхнув пачку, он предложил Цыкину взять несколько сигарет, опять щелкнул зажигалкой. Цыкин опасливо затянулся, косясь на Зайцева. Тот неотрывно смотрел в стол.
Ксенофонтов придвинулся вместе со стулом к телефону, набрал номер, шало подмигнул Зайцеву, дескать, сейчас я кое-кому устрою.
Зайцев молча курил, и маленькие нервные желваки дергались на его щеках. Он не мог смотреть на Цыкина, который внаглую наслаждался сигаретой, не мог видеть Ксенофонтова, который бесконечно долго выяснял, где вчера была Валя, почему не позвонила, хотя позвонить обещала, а вот он, несмотря на свою нечеловеческую занятость, всегда находит время позвонить, потому для него разговор с ней куда важнее, чем для нее...
Не прекращая разговора, Ксенофонтов вынул из кармана конфету, неловко развернул ее одной рукой, уронил на коленку Цыкину, размазал, бросившись вытирать штанину, извиняясь, прижал ладонь к груди...
Зайцев с горькой усмешкой наблюдал за этой унизительной суетой. Но Ксенофонтов не видел улыбки следователя, быстро закончив разговор, он положил трубку и, вынув платок, оказавшийся до приторности душистым, опять принялся вытирать шоколадное пятно.
– Слушай, старик, – он виновато посмотрел на Цыкина, – ты уж извини... Не хотел...
– Да ладно, о чем разговор... еще пару сигарет дадите – и в расчете.
– Пару сигарет? – счастливо воскликнул Ксенофонтов. – Прошу! А может, и по телефону хочешь звякнуть? Жене? Детишкам? Следователь возражать не будет, ведь не будешь, старик?
– Не положено.
– Да ладно тебе! Три минуты, как в автомате, а? Уложишься в три минуты? – повернулся он к Цыкину.
– В одну уложусь! – У того заблестели глаза.
– Давай! – махнул рукой Ксенофонтов и придвинул аппарат. – Только уговор – я держу палец на кнопке. Если хоть полслова о деле – отключаю. Согласен?
– Да матери позвоню, ребята!
– Матери нужно, – одобрил Ксенофонтов. – Мать – дело святое.
Цыкин медленно набрал номер, стараясь не смотреть на Зайцева.
– Ма? Это я... Привет. Нет, еще не выпустили. Только собираются. У тебя все в порядке? Ну и лады. Всем привет. И от Яхлакова всем... Мы уже в одной камере. Да, ошибка вышла. Все. Пока.
– Вот и хорошо, – с неожиданной усталостью проговорил Ксенофонтов. – Отпусти парня, – обратился он к Зайцеву. – Я имею в виду – в камеру. С мамой поговорил, изволновался...
Зайцев молча поднялся, выглянул в коридор, дал знак конвоиру, и тот увел Цыкина. После этого следователь сел за стол и вопросительно уставился на Ксенофонтова.