Слишком большое сходство (сборник)
Шрифт:
Но, вспомнив вчерашний рассказ Зайцева, Ксенофонтов мгновенно забыл о шелесте дождя. Он представил, как сейчас где-то в парке сидит обезумевший от горя человек с несуразным своим штыком, ожидая, что судьба подбросит ему каких-нибудь сволочей, с которыми он расправится решительно и безжалостно. «Не подбросит, – подумал Ксенофонтов. – Подонки вроде тех, что изловил Зайцев, нападают только на девушек, зная о полной их беззащитности, нападают по нескольку на одну... А потом, оказавшись в камере, хранят, видите ли, преданность
Все утро он был нетороплив и обстоятелен. Не спеша брился, варил яйца в алюминиевой кружке, грел чай, сосредоточенно завтракал, время от времени поглядывая то на часы, то на окна. Было уже больше девяти, когда Ксенофонтов, прихватив большой старый зонт с деревянным набалдашником, вышел из дома. Но зонт раскрывать не пришлось – сквозь летние тучки вот-вот должно было пробиться умытое солнце. И оно пробилось, вспыхнуло за спиной у Ксенофонтова, а когда он свернул к прокуратуре, солнечные лучи уже били ему в глаза, яркие блики сверкали в мокром асфальте, в лужах, в стеклах проносящихся машин.
– Привет, – сказал Ксенофонтов, устанавливая в угол длинный нескладывающийся зонт. – Как спалось?
– Прекрасно.
– Что нового?
– Ничего, – Зайцев старался не смотреть на Ксенофонтова.
– Какой-то ты сегодня неразговорчивый... Мысль важная посетила?
– Оформляю документы на прекращение содержания под стражей.
– И нет никаких юридических возможностей подзадержать их на несколько дней?
– Возможности-то есть... Но на усмотрение прокурора. При наличии оснований.
– Считай, что они у тебя есть, – Ксенофонтов поправил зонт в углу, посмотрел на него со стороны – красиво ли стоит, и лишь после этого сел на заеложенный преступниками стул.
– Да? – В глазах Зайцева сверкнула почти неуловимая надежда. – И что же это за основания?
– Моя личная просьба к прокурору.
Зайцев весь как-то сразу обмяк и опустил голову – смотреть на друга у него не было сил. Ксенофонтов только сейчас понял, какая для следователя мука выпускать убийц, в вине которых тот был уверен, но не имел ни единого надежного доказательства.
– Если тебе трудно, я сам могу к нему пойти, – предложил Ксенофонтов. – Давние заслуги перед правосудием, надеюсь, дают мне право обратиться с такой нижайшей просьбой.
– Обратиться к прокурору могу и я... Но дело в том, Ксенофонтов, что прокурор – не тот человек, к кому обращаются с просьбой.
– Иди и обращайся, – Ксенофонтов уверенно указал на дверь. – Сошлись на меня. Скажи, Ксенофонтов верит в успех.
– Ты в самом деле веришь? – В голосе Зайцева опять забрезжила надежда.
– А я пока здесь посижу, воздухом правосудия подышу. Иди, а то еще возьмут да без твоего ведома и выпустят. Тогда жениха придется сажать. Ведь он, не раздумывая, бросится на
– Тоже верно, – пробормотал Зайцев, поднимаясь.
А когда вернулся через пятнадцать минут, Ксенофонтов сидел все в той же позе – закинув ногу на ногу и сложив руки на груди. По лицу его, по закрытым глазам в такт свежей листве за окном передвигались солнечные зайчики, и Ксенофонтов, казалось, прислушивался к их невнятному шелесту.
– Продлил, – сказал Зайцев. – На три дня. Но это было нелегко.
– Вполне достаточно. На меня сослался?
– Нет.
– Потому и нелегко. Ну, ладно, мне пора. Женихи ждут, невесты все глаза проглядели. – Он взял зонт, подошел к двери, остановился. – Для начала... Помести их в одну камеру. Пусть пообщаются. Соскучились небось.
– Ты хочешь сказать... Ты хочешь сказать... – от возмущения Зайцев не находил слов. – Да они сговорятся во всех подробностях! Да они...
– Все свои приемы ты уже на них испробовал? Убедился, что эти подонки тебе не верят, а верят друг другу? А теперь делай то, что говорю. И им будет приятно, и тебе спокойнее. Но не вздумай кого-нибудь из них вызвать на допрос.
– Но у меня всего три дня! – в отчаянии вскричал Зайцев.
– Пусть общаются.
И Ксенофонтов величественно вышел. Здание прокуратуры он покинул с таким достоинством, будто оба преступника уже написали явки с повинной.
Весь день он провел в редакции, принимая объявления, выписывая квитанции за оплату, готовя тексты в типографию, но все это время остро чувствовал, как терзается Зайцев, как хочет прийти к нему, каких усилий тому стоит сдержаться.
Вечером следователь все-таки позвонил.
– Ну? – сказал он. – И что дальше?
– Они вместе?
– С утра.
– Общаются?
– Не замолкают ни на минуту.
– Это прекрасно. Видишь ли, старик, последнее время жизнь предложила мне именно это занятие – сводить людей вместе. И я понял, что долгие годы занимался не тем. А теперь счастлив, видя, как расцветают лица людей, нашедших друг друга на тернистом и опасном...
– Они в самом деле счастливы. Во всяком случае, мне так показалось, когда я наблюдал за ними через глазок.
– Улыбались?
– Ржали.
– А вот это они напрасно, – посерьезнел Ксенофонтов. – Это они напрасно.
– И долго им так еще балдеть?
– Завтра утром одного вызывай на допрос. Я приду. И это... Один из них наверняка сильнее, да? Так всегда бывает. Один ведущий, другой ведомый. У этих тоже так?
– Да, что-то такое есть, – помолчав, ответил Зайцев, видимо, впервые задумавшись над этим обстоятельством.
– Кстати, как их фамилии?
– Тот, который постарше и позлее, – Яхлаков. Ну а второй – Цыкин. Этот, конечно, слабее. Он и молчит не столько потому, что сам держится, сколько Яхлакова побаивается.