Слишком дружелюбный незнакомец
Шрифт:
А затем все остановилось. Резко и внезапно.
Однажды утром в ней что-то изменилось. Ее сердце стало сухим и невосприимчивым ни к чему.
Без всякой причины, едва соображая, что она делает, Матильда спустилась на улицу, едва одетая, накинув старое пальто, поспешно взятое из шкафа.
Городской шум, который слышится со всех сторон…
Машины, на полной скорости проносящиеся по бульвару…
Ее охватывало ощущение неудержимого потока…
Чтобы покончить со всем, достаточно было одного шага на проезжую часть. Подождать благоприятного момента, желательно автобуса. Тогда меньше риска все испортить.
Но какая-то неясная сила удержала ее. Та, что не имела ничего общего с инстинктом
Уехать в Бретань предложила именно она. Был найден и повод: парижская жизнь стала слишком утомительной для Франсуа, ему нужно отдохнуть в деревне, пройти курс восстановительной терапии.
Таким образом она, как и хотела, добилась добровольной ссылки. Она не могла больше выносить жалостливые взгляды других или изображать траур, который был ей невыносим. Только жить ради чего-то другого, с Франсуа, заставить его поверить, что еще возможно начать жить заново.
А затем у нее появился Людовик.
Неожиданный дар. Сюрприз, появившийся непонятно откуда.
Она никогда не позволит ему уйти. Она сможет защитить его гораздо лучше, чем Камиллу.
Со временем они станут семьей. Даже несмотря на то, что она не вполне уверена, что Франсуа здесь на месте.
3
«Я сумасшедшая», — иногда повторяла она сама себе. Она вкладывала в эти слова горячую убежденность, особенно покидая погреб и оставляя Людовика одного в темноте, но чем больше она повторяла эту фразу, тем более бессмысленной она ей казалась. В конце концов эти слова сокращались до первичной произвольной формы, лишались своей сущности.
Матильда знала, что такое настоящее сумасшествие. Тетя, сестра отца. О ней никогда не говорили в семье, по крайней мере, никогда не говорили прямо. Молчаливые полунамеки, случайно услышанные обрывки разговоров… «Я ходил ее повидать, ей не лучше. Не думаю, что она оттуда выйдет». Депрессия, слабость, попытка самоубийства. Тетю увезли в возрасте 18 лет — «в приют», как тогда говорили. Ужасное место, где сумасшествие, казалось, подпитывает само себя. О нем Матильда узнавала от отца: она научилась слушать разговоры родителей так, чтобы те не догадались о ее присутствии за дверью гостиной, и убегать на цыпочках, едва они к ней приближались. В этом месте даже самые светлые умы становятся ненормальными. Семидесятые годы… никто не мог представить себе, что это за учреждения. Однажды она даже услышала, как отец говорит об «электрошоках». Это слово показалось ей ужасным, даже несмотря на то, что она не знала, что за ним скрывалось. Сколько же ей тогда было? Одиннадцать, двенадцать? Наконец тетю оставили там медленно умирать. Если только она не покончила с собой. Этого Матильда так и не узнала. Впрочем, о ее смерти стало известно лишь много лет спустя.
Да, она знала, что такое сумасшествие. В конечном итоге семейная история. Скорее всего, если арестуют, ее тоже поместят в одно из таких заведений. Общеизвестный факт: таких, как она, в тюрьму не отправляют. Помутнение рассудка или что-то в этом роде. «Понимаете, после того, что произошло с ее дочерью…»
Свет в гостиной был тусклым и печальным. Матильда вошла через застекленную дверь лениво, будто поток лавы в конце пути. Даже букет цветов на большом столе показался ей почти бесцветным. Можно подумать, что искусственные цветы под толстым слоем пыли — а вот насчет пыли ей, похоже, не показалось… Надо будет заменить эти нарциссы, у букета уже какой-то неряшливый вид. Она прямо сейчас пойдет в сад за домом и соберет целую охапку. Еще несколько дней, в лучшем случае недель, и они скукожатся на своих стебельках, завянут.
Матильда остановилась перед двускатным бюро и не смогла воспротивиться желанию откинуть дверцу. Открыв левый ящик, она вынула оттуда стопку маленьких картонных прямоугольников кремового цвета. Даже зная наизусть отпечатанный на них текст, она регулярно, будто в наказание, заставляла себя перечитывать его.
Месье и мадам Вассер
Желают выразить вам
Живейшую признательность
За сочувствие, которое вы проявили
В часы горя,
Которое им пришлось…
Она остановилась, не в силах идти дальше, и поспешно вернула на место карточки, некоторые из которых застряли в ящике.
— Он спит?
От неожиданности Матильда подпрыгнула и нервно оглянулась. Она не заметила, что Франсуа сидит на кушетке. С некоторых пор он приобрел вызывающую беспокойство привычку становиться невидимым. Его глаза казались стеклянными и потухшими, как нарциссы в вазе.
Коктейль, который она ему давала, начал производить действие, которое ее беспокоило. Иногда у нее возникало впечатление, будто Франсуа смотрит сквозь нее, как если бы ее тело было прозрачным. Также ему случалось плакать без всякой причины. Тогда Матильда впадала в страшный гнев, и Франсуа прекращал свое хныканье. Ей хватало забот с Людовиком, поэтому не было ни сил, ни желания выносить еще и его слезы.
Иногда казалось, что Франсуа забыл о существовании Людовика или, по крайней мере, молодой человек стал для него не более чем абстрактным понятием, смутным воспоминанием о прошлой жизни. Затем вдруг, когда она этого ожидала меньше всего, происходил всплеск сознания, который возвращал его в реальность.
Она колебалась, даже спросив себя, стоит ли ему отвечать.
— Да, — произнесла она наконец. — Последние события его немного разволновали.
Ей совсем не хотелось снова начинать упрекать Франсуа: во всяком случае, они уже давно обходили эту тему в разговорах. Конечно, неожиданное посещение жандарма снова подняло ее на поверхность, но если не принимать во внимание этот досадный эпизод, она находила его более послушным, чем несколько дней назад. Он стал вести себя гораздо лучше. Возможно, она пересмотрит его дозы в сторону понижения.
Франсуа много спал. Лекарства приковывали его к постели до десяти утра. К его пробуждению Матильда готовила завтрак, к которому он едва притрагивался, не забывая, разумеется, о таблетках, выложенных в ряд возле его чашки чая. Она больше не наливала ему кофе, чтобы избежать возбуждающего действия, и строго следила, чтобы Франсуа глотал все таблетки при ней.
Затем он послушно улаживался в гостиной перед телевизором, звук которого был поставлен на самую минимальную громкость. Ближе к обеду Матильда заставляла его прогуляться по саду. Играя в больничную нянечку, она усаживала его в инвалидное кресло, чтобы совершить прогулку по всей территории.
Когда его разум оставался достаточно ясным, Франсуа говорил. Обо всем и ни о чем. Иногда о Камилле. О том дне, который резко изменил их жизнь. Сначала Матильда ничего не хотела об этом слышать, а затем, решив, что разговор успокаивает его, позволила продолжать. Он рассказывал, как удивился, увидев в тот день Камиллу перед своим преподавательским столом, — он не знал, с чего ей пришла в голову несуразная мысль присутствовать на его лекции. Как в амфитеатр проник тот человек, вооруженный до зубов. Он этого не знал, пока не услышал звуки выстрелов. Затем поднялась невероятная паника… Все студенты, охваченные ужасом, метались в поисках укрытия… Камилле не повезло: она сидела в первом ряду, «чтобы не оказывать на него морального давления», как она тогда сказала. Он ничего не мог сделать. Все произошло слишком быстро.