Слишком личные отношения
Шрифт:
Птичка наклонила голову, открыла рот и запела. Келли хотелось только одного: закрыть глаза и наслаждаться. Ничего прекраснее она никогда не слышала. Песня была полна щебетания, чириканья и трелей, меняющих свою силу и направление. Птичка пела, как будто ее жизнь зависела от этого, как будто она не могла не петь. И поэтому от этой мелодии на глаза почти наворачивались слезы.
И вот, стоя в парке имени Сары Делано Рузвельт с Джейсоном, Келли впервые за долгое время чувствовала ту же радость жизни и дыхания. И если бы она могла петь – чего, к сожалению, не умела, – то не удержалась
– Я могла бы слушать их весь день, – сказала она вздыхая.
Джейсон просто улыбнулся в ответ.
– Я надеялся, что тебе здесь понравится, но у нас еще полно других мест, которые нужно сегодня посетить. – И он взял ее за руку, и пальцы их переплелись.
Келли посмотрела на их сцепленные руки, и что-то екнуло у нее в груди. Но она не убирала свою ладонь из его, пока они почти полчаса бродили по небольшому, скрытому от взглядов саду, слушая по очереди каждую из птиц.
В конце концов они вернулись к первой клетке. Келли чувствовала, что должна проститься с этой маленькой птичкой. Владелец не обманул – ее песня была самой красивой, и она сказала ему об этом.
– У каждой своя уникальная песня, – пояснил он ей, – но они учатся от других птиц тоже. – Потом он наклонился ближе к ней и прошептал: – Но Hua Mei не поет, если несчастлива.
Келли мягко улыбнулась:
– Тогда ваша птичка должна быть самой счастливой здесь.
Он просиял и кивнул, и Келли почувствовала острую боль в груди, когда они уходили. Вероятно, она уже никогда не увидит этих птиц и не поговорит со стариком. И почему-то ей стало от этого невероятно грустно.
Но она не могла печалиться слишком долго. Ей предстояло увидеть еще много удивительных вещей: памятник Ленину на крыше самого обычного во всех остальных отношениях многоквартирного дома, район Манхэттена Гринвич-Виллидж с оживленными магазинами и кафе, латте в бокале емкостью не меньше пинты в небольшой кофейне, прямо как в одном из ее любимых фильмов.
Так они двигались в северном направлении, пока не достигли Центрального парка. На обед был хот-дог с горчицей, который они съели, сидя на лужайке. Это было прекрасно. Так же, как и подремать на траве, наблюдая за облаками. Кто бы мог подумать, что над Манхэттеном совершенно незаметно проплывают слон, паровоз и детеныш тюленя?
Они поднялись на Эмпайр-стэйт-билдинг. Самое доступное сокровище, сказал он, и все же одно из его любимых мест в городе, даже с толпами людей на смотровой площадке, расталкивающих всех локтями и пытающихся занять место получше.
Они прокатились на метро. Не чтобы добраться до своего следующего места назначения. А просто так.
Тот день они завершили в Детском центре публичной библиотеки, рассматривая плюшевого медведя за стеклянной витриной, который вдохновил создателя Винни-Пуха, и его многое повидавших друзей.
– Мальчики с удовольствием послушают об этом, – сказал Джейсон. Кроме того, он знал, как пройти к маленькой, наполовину застекленной комнате, где размещалась та самая витрина, и с любовью улыбнулся ее содержимому.
– Они были твоими любимчиками? – спросила Келли.
Джейсон кивнул:
– Отец
И тут Келли поняла, из чего состоял эклектичный список Джейсона – он не просто показывал ей интересные и нетронутые места своего родного города, он показывал ей свой Нью-Йорк. Места, с которыми у него были связаны воспоминания, даже те места, которые хранили отрицаемую им связь с семьей.
Она почувствовала ком в горле. И странный луч надежды в своем сердце.
Может быть. Может быть, у них получится. Может быть, это не бомба замедленного действия.
Если бы это было правдой! Ей не хотелось, чтобы сегодняшняя история в Нью-Йорке оказалась лишь сказкой, которая закончится холодным серым лондонским утром, когда они приземлятся в Хитроу. Потому что она верила, что в ее прошлом было уже достаточно грозовых туч и что ей не придется сталкиваться с ними в будущем.
Она ведь заплатила сполна? Поэтому теперь могла ожидать счастья взамен.
Джейсон никогда бы не признался, что нервничает, но именно так он ощущал себя на следующее утро, в десять двадцать пять, когда они с Келли подошли к месту встречи с Макгратом – забитому посетителями кафе на углу Сорок седьмой улицы и Бродвея.
Прежде чем зайти, Келли потянула его за руку и потащила к остановке:
– Ты выглядишь так, как будто сейчас обделаешься.
Джейсон моргнул. Нет ничего лучше холодной жестокой правды, если вы хотите взбодрить мужчину.
– Но это чего мы хотим, – добавила она, поправив ему галстук и поцеловав в кончик носа. – Это не дает тебе покоя, а если что-то не дает тебе покоя, то ты готов к бою.
Он нахмурился. Ему показалось, что в ее словах было какое-то сомнительное поощрение, но он был слишком возбужден, чтобы думать об этом.
– И я буду там в качестве твоего помощника. – Она широко улыбнулась ему.
– Вот этого-то я и боюсь, – пробормотал он, повернувшись и направившись внутрь.
Макграт и его водитель-охранник сидели в дальнем углу. Официантка проводила их к столику, и Келли, улыбнувшись Макграту, дала поцеловать себя в щеку. Когда спортсмен пожал руку Джейсону, тот услышал хруст своих костей. Ты все еще на крючке, говорило рукопожатие. Одно неверное движение, и тебе хана.
Первой реакцией Джейсона было усмехнуться и сделать вид, что ничего не случилось, но он остановил себя. Вместо этого он пожал руку Макграта, не до трещин в костях своего потенциального делового партнера, но достаточно крепко, чтобы сказать: Игра началась. Я готов. К его удивлению, Макграт кивнул и улыбнулся, когда Джейсон выдернул свою руку и слегка помассировал ее.
Официантка принесла им меню и налила кофе. Джейсон почему-то был голоден как волк.
– Поговорим о кроссовках, после того как сделаем заказ, – сказал Макграт.