Слишком много блондинок

Холина Арина

— Что? — Я высморкалась так зычно, что Андрей содрогнулся. — Хорошо оплачиваемую работу в странах дальнего зарубежья без интима?

— Нет! Намного круче и вообще из другой оперы.

— И что же? — Мне казалось, что я спросила язвительно, а на самом деле — взвизгнула.

— Пока не скажу.

— Ха! — возмутилась я. — Фигня все это! Фигня! Нашел дуру! Все! — я поднялась, отшвырнув стул. — Пока!

Я бросилась — не пошла, а именно бросилась к выходу, но Андрей меня догнал, и, как ни странно, через полчаса уговоров и клятв мы помирились. Во-первых, я решила — если он тратит столько времени, чтобы наладить со мной отношения, значит, я ему небезразлична. Потом он изложил мне свою теорию «не говори гоп, пока не перепрыгнешь» — в смысле, что он не

рассказывает о недоделанных делах, и это касается загадочного предложения. И в конце концов, он уломал меня поехать туда, куда мы собирались вместе. Извинившись еще раз сто, он пояснил, что после встречи со спонсором ему придется улаживать миллиард дел и что он не успеет приехать за мной в Коктебель, но обязательно встретит в Москве — если я ему, конечно, позвоню и предупрежу. Андрей сказал, что от ближайшего вокзала — из Тулы, до Феодосии ехать день, что он купит билет, одолжит денег и будет ждать меня в Москве. Поезд через два часа, мы успеем взять билет, и, вообще, все прекрасно и замечательно. Я согласилась — так, словно сделала ему одолжение, но это от нервов. Мы собрались, рассчитались и уехали.

Глава 6

По дороге на вокзал Андрей что-то рассказывал о месте, куда он советует поехать, о том, где там лучше жить, есть, загорать и на чью дачу я могу зайти, чтобы передать от него привет. А я молчала и думала о том, что, как ни странно, никакого романтического восторга не испытываю. Андрей казался старым другом, давнишним знакомым — надежным, удобными, приноровившимся ко мне, как старый, любимый диван. То, что случилось вчера, было замечательно, но отчего-то поутру я принимала это не как шаг навстречу вечной любви, а так, словно это было экспресс-знакомством, преодолением какого-то душевного барьера, позволявшего мне сейчас ощущать Андрея как старого друга, а не как нового любовника.

— А, ты еще здесь? — Андрей остановил машину. — Приехали. Чего молчишь — худое задумала?

— А-а! Что? — очнулась я. — Да… Нет… Я вот чего… Ты не мог бы выйти на минутку и отвернуться, пока я угоню твою машину?

— Давай вываливайся, а то достанется тебе билет на товарняк до Магадана…

Мы купили билет до Феодосии, откуда я на такси поеду в Коктебель. Я отправила Андрея, убедив его, что дожидаться поезда не имеет смысла, уселась на сумку с одеждой, и душа моя наполнилась ликованием. Все было прекрасным и дружелюбным: люди, рельсы, собаки, ларек с квасом — все это было частью приключения, захватывающего, увлекательного. Все это пахло вокзалом, и теплым летним вечером, и переменами, и рельсами, и колесами — тем, что обычно так приятно вдыхать на перроне, потому что все это — начало путешествия.

И я счастлива. Счастлива, потому что за один с половиной день в моей жизни произошло столько всего, сколько не бывало и за год. А еще оттого, что я скоро лягу в купе на верхнюю полку, и все плохое останется позади, а все хорошее дожидается меня там, где плещутся волны, где пахнет кипарисами и розами, где небо синее, бесконечное и где ночью видно все звезды.

Всю жизнь… взрослую жизнь… я доказываю сама себе, что я — умная, проницательная, искушенная и опытная женщина. Вроде бы я знаю, что мне нужно… но каждый раз, с очередной ошибкой, с каждым новым типом, оказавшимся бездельником, пьяницей, блудливым сукиным сыном, умником, скрягой, идиотом, занудой, импотентом… каждый раз я всего-навсего узнаю, что мне «уж точно не нужно».

Если он уже не содержанец, не зануда, не импотент, не жадина, то обжора, или алкоголик, или кусает за соски так, словно это орехи, или каждый день звонит с работы, чтобы остаться в офисе на ночь, потому что не закончил какой-то долбанутый проект… А если он симпатичный и не бабник, значит, он близорукий фанат черно-белых фильмов эпохи Третьего рейха, или сайентологии, или тантрического секса.

Как было замечательно, пока я была юной, глупой и наивной!

Я просто любила какого-нибудь придурка, потому что он был красивым, наглым, хорошо одевался,

швырял последними деньгами и дрался на танцах. Я обожала их — самых порочных, маргинальных, наглых, бессовестных, невежливых, эгоистичных мужчин. И я была счастлива, потому что металась, страдала, рыдала, восторгалась, ругалась, мне было, чем удивить подружек и чем огорчить маму… Я жила как жила, без оглядки и терзаний — хороший он человек, плохой, надежный там или порядочный, пока меня не осенило, что я иду, блин, по рукам отщепенцев.

Я развернулась на сто восемьдесят градусов и чуть было не вышла замуж за самого положительного мужчину на свете — за Толю, ставшего четыре года назад логичным завершением всех моих любовных передряг. Я могла стать процветающей женой многообещающего специалиста, завидного семьянина и целеустремленного молодого человека. Но, к сожалению, — как выяснилось через полгода — от всего этого меня тошнит.

Толя… Мы познакомились в гостях у подружки. У меня были жуткие, мучительные «критические дни», поэтому я тихо сидела в самом удобном кресле, переваривала «Нурофен», а лицо у меня было возвышенное и чуждое суеты. Мы разговорились на какие-то вялые и культурные темы: я была так спокойна и рассудительна, что он пригласил меня назавтра погулять.

К тому времени я каждый вечер клялась себе начать новый день с серьезных намерений: не знакомиться в лифтах, не задавать дурацкие вопросы, не ходить на свидания в майке с Микки-Маусом, не напиваться до пузырей в присутственных местах, не выкладывать на стол из сумочки тампоны и прокладки, не называть член хуем и не тушить сигареты в чашки. Но после всех этих клятв и твердых решений мне тут же встречался какой-нибудь подонок, с которым я знакомилась в лифте, напивалась в присутственном месте, называла хуем все, что видела…

И когда мы встретились с Толей, я на полном серьезе готовилась «стать человеком»: одуматься и найти хорошего парня, повыситься в должности, записаться на курсы «История искусств» и в школу вождения. Я купила строгую черную водолазку, прямую юбку по колено, туфли на каблуке — и вошла в роль преуспевающей, деловитой, здравомыслящей молодой женщины.

Толя заехал ко мне на новой васильковой «мазде», вышел из машины, распахнул дверь. Я уселась, кокетливо взмахнув полой пальто, вдохнула сандаловый ароматизатор и почувствовала себя героиней «Мелроуз Плейс». Мы поужинали в японском ресторане, и я чуть было все не испортила — переборщила с саке. Спьяну мне показалось — для того чтобы вечер стал незабываемым, не хватает лишь бурного секса. Уже было собравшись волочь Толю домой, я одумалась — он не бросал на меня огненных взоров и не делал намеков. Вел себя так благопристойно, что я решила крепиться в предвкушении лучшей жизни.

Лучше бы я тогда с ним сразу переспала и забыла обо всем…

Такое вот ухаживание — рестораны, культурная программа — длилось неделю. Потом он решился. Я пригласила его в гости, Толя привез вино, мидии, сыр, фрукты, конфеты с марципаном. Пока мы распивали «Бордо 1994» (дорогая штука! — я потом специально посмотрела в магазине, сколько оно стоит, и поняла, почему он купил всего бутылку), я уходила в ванную, доставала из тазика московский коньяк, делала щедрый глоток, полоскала рот и возвращалась к ухажеру. Наконец, я стала ему фривольно подмигивать, смотреть из-под ресниц, надувать губки, и до Толи, слава богу, дошло — пора действовать.

Мы очень долго целовались. Хорошо, но очень-очень долго. Потом он отнес меня — на руках! — в кровать, выключил свет, и началось раздевание. Более затейливого способа снять одежду я не встречала. Уложив меня в постель, он сначала лег рядом, забросив на меня ногу, и, не прекращая поцелуев, снял с меня водолазку. Потом расстегнул — не отрываясь от моих губ — рубашку, вынырнул из рукавов. Лаская мой живот, стянул юбку… На все это ушло минут пятнадцать… а дальше пошло мучительное расставание с брюками, носками и трусами. За это время у меня замерзли ноги и руки: я-то была почти голая, в трусах и лифчике, и я лежала, совершенно не сексуально ожидая, «когда же мы спрячемся под одеяло!».