Слишком много подозреваемых
Шрифт:
– А когда вам стало известно про миссис Хеншоу?
– Через два-три месяца после того, как заведение заработало. Клио позвонила мне и попросила устроить здесь ее мать. Я связался с клиникой в Сиракузах, где миссис Хеншоу пребывала до этого, и мы быстро оформили ее перевод. По-моему, то учреждение больше не существует. С тех пор миссис Хеншоу находится у нас.
– Как вы думаете, почему Клио ничего не говорила вам раньше?
– Как вам лучше объяснить, мисс Пратт, – доктор наморщил лоб. – Для большинства людей душевный недуг
Как раз о чувстве стыда и говорил отец Фрэнсис в запомнившейся ей, хоть и безрезультатной, беседе.
– А просила ли Клио сохранять ее анонимность?
– Не так прямо, но, в общем-то… да. Здесь мы очень внимательно относимся к таким вещам. Я так понял, что огласка того, что ее мать страдает умственным расстройством, может как-то отразиться на бизнесе, которым занимается Ричард Пратт. Это нормально. Мы относимся к этому с пониманием.
– А вы знали, что Клио сама посещает психиатра?
Профессиональная улыбка на долгий промежуток времени сошла с лица доктора Гамильтона. Он сохранял молчание.
– Фритц Прескотт. Вам это имя знакомо?
– Да. Он специалист, как бы вам кратко объяснить, – по состоянию тревоги, горя, обиды, обреченности…
– Клио принимала прописанный им нардил в течение шести месяцев, вплоть до своей смерти.
– Мне она ничего об этом не говорила.
– Есть ли основания полагать, что болезнь миссис Хеншоу наследственная и могла передаться дочери генетически?
– Такое возможно. Но я не имел профессиональных контактов с Клио и ничего не могу об этом сказать.
Доктор Гамильтон демонстративно взглянул на часы, и Фрэнсис поторопилась задать последний вопрос:
– А как вы можете прокомментировать склонность Клио к самоубийству?
– Повторяю. Я не проводил с ней бесед. Мне трудно ответить на ваш вопрос. Единственно, что я могу сказать, что самоубийство почти невозможно предсказать. Мы встречаем людей, которые постоянно грозят уйти из жизни, и у них наблюдаются все суицидальные симптомы, однако они до сих пор живехоньки. А другие лечатся, принимают все лекарства и вдруг кончают с собой.
– А Кэтрин знает, что ее дочь умерла?
– Да. Я сам сообщил ей.
– Как она к этому отнеслась?
– Она долго молчала. Хотя она вообще-то не говорунья, но какие-то звуки издает, зовет кого-нибудь или что-то бормочет себе под нос. А тут тишина и полная неподвижность. До этого Кэтрин любила кататься в кресле – туда-сюда. Клио подарила ей удобное кресло несколько лет назад, сделанное по специальному заказу.
– Мы можем ее увидеть?
– Только на короткое время. Ей не нравятся новые лица, а я бы не хотел зря волновать ее.
По дороге в комнату Кэтрин Хеншоу они, следуя за Гамильтоном, миновали общую гостиную, где распевали птицы в многочисленных клетках и букеты цветов напоминали
Первое, что бросилось в глаза Фрэнсис уже с порога, это обритый череп старухи. Она вспомнила слова Умника о том, что Кэтрин рвет на себе волосы. Очевидно, медики посчитали, что будет лучше побрить пациентку наголо.
Однако, за неимением волос, Кэтрин, вероятно, неоднократно принималась ковырять и рвать кожу на черепе ногтями, отчего тот весь покрылся кровавыми рубцами.
– Кэтрин! – тихо позвал ее доктор Гамильтон. – Кэтрин!
Та никак не отреагировала.
– Клио рассказывала тебе о своей падчерице Фрэнсис, дочери Ричарда. Вот она пришла навестить тебя.
Фрэнсис выступила вперед:
– Миссис Хеншоу, я знаю, что вы сейчас переживаете тяжелый момент… Как и мой отец тоже. Он очень любил вашу дочь.
Она наклонилась, стараясь уловить взгляд Кэтрин. Та замычала и немного отвернула кресло в сторону.
– Можно вам задать несколько вопросов о вашей дочери? Мы стараемся выяснить, почему она так безвременно ушла из жизни.
Кэтрин начала ездить в кресле, мотаться туда-сюда. Смотреть на это было невыносимо.
– Говорила ли вам Клио, что она кого-то опасается? Не угрожал ли ей кто-нибудь? – Задавая вопросы, Фрэнсис сразу же осознавала их абсурдность. Неужели Клио делилась бы своими земными проблемами с матерью, пребывающей в потустороннем пространстве?
– По-моему, с нее уже достаточно, – прозрачно намекнул доктор Гамильтон.
– Мы уедем. Мы уедем… – начала напевать Кэтрин.
– Кто мы? Вы с Клио?
– Вот вам и нужный ответ. – Доктор Гамильтон решительно загородил собой Кэтрин от Фрэнсис.
– Простите, – сказала Фрэнсис, выпрямляясь. Кэтрин зажала себе уши костлявыми руками и разразилась истошным продолжительным воплем.
Доктор Гамильтон сделал знак Умнику и Фрэнсис немедленно уходить.
Когда они повернулись к двери, он широко раскинул руки, а потом сомкнул их в кольце над выбритым черепом безумной старухи, отгораживая ее излучаемой им доброй энергией от чуждого ей и злого внешнего мира.
Умник в молчании вывел машину с территории клиники.
– Должно быть, ужасно видеть свою мать в таком состоянии. Как бог может проявлять такую жестокость к некоторым людям без всякой на то их вины? – Он впервые заговорил, проехав уже несколько миль. – Куда тебя завезти?
– Можешь подбросить меня до дома матери? – спросила Фрэнсис.
Умник повернул голову, скользнул взглядом по профилю сидящей рядом Фрэнсис и, молча описав круг на шоссейной развязке, свернул на Саутгемптон.
Как только они подъехали к скромной резиденции Аурелии, голубой четырехдверный седан «Ауди» вырвался на бешеной скорости из ворот и промчался мимо. Несмотря на тонированные стекла, Фрэнсис разглядела и опознала водителя, хотя солнцезащитные очки скрывали его глаза.