Слишком острая пицца

Бэйс Ольга Владимировна

– Вот именно, – подтвердил комиссар, – поэтому наш герой собирался прославиться как хирург-косметолог. Не знаю, насколько он в этом деле преуспел, но в неприятную историю влип. Он сделал небольшую операцию человеку, который оказался крупным аферистом. Операция была проведена с нарушением всех формальностей, что называется в судебной практике криминальным использованием медицинских навыков.

– Вайсман был осужден? – спросила я.

– Нет, его адвокату удалось доказать, что к преступной деятельности пациента подзащитный отношения не имел, так как попросту ничего об этом не знал. Скорее всего, так оно и было. Но закон в данном случае достаточно суров. Вайсману был объявлен запрет на

профессию. Вы понимаете, что это значит? Он был на тот момент не слишком хорошо материально обеспечен, и ему некогда и не на что было учиться, а ведь нужно было менять квалификацию. Так он и стал патологоанатомом, но здесь неожиданно он всерьез увлекся этим делом и стал со временем первоклассным специалистом, можно сказать, единственным в своем роде. Кстати, сейчас его место в лаборатории займет его ученик.

– А этот ученик… – начал было Дэвид озвучивать мысль, пришедшую и в мою голову.

– Нет, он только сегодня должен прилететь из штатов, где представлял нашу страну на международном конгрессе, посвященном проблемам долголетия.

– Интересно, – заметил Дэвид, – а что не нашлось для этого врачей более живой специализации?

– Ну, он там был не один, это скорее политическая акция, чем медицинская, – пояснил Катлер.

– Это все очень любопытно, – опять перехватила я инициативу, – но что это дает нашему расследованию? Ну, допустим, у покойного были неприятности с законом… Было это давно, когда он еще был молод. Я не уверена, что в то время он уже был знаком с Кевином Тернером.

– И, тем не менее, – тут же заметил комиссар, – они были настолько хорошо знакомы, что дядя Тернера, да именно тот самый, оплатил услуги адвоката, защищавшего Рафаэля, сам Кевин в то время был еще совсем мальчишка.

– Пожалуй, тут я могу кое-что добавить, – опять вступил в разговор Дэвид, – о судебном разбирательстве по поводу поступка молодого врача Рафаэля Вайсмана было написано в то время достаточно много, хотя само дело вряд ли того стоило. Мне удалось найти в архивах несколько любопытных статей. Я их скопировал, и вы сами сможете это прочитать. Интерес прессы к этому случаю был понятен. Не так часто, слава Богу, происходят подобные инциденты, да и заступничество такого человека как Эдди Тернер несомненно не могло пройти незамеченным. Журналисты – народ дотошный, они понимали, что у этого факта есть предыстория, и они ее раскопали. Если говорить только о конкретике, опуская всю лирику, то факты эти таковы. Кевин в возрасте пяти лет неудачно упал с лестницы в доме дяди. В результате этого падения были травмированы мышцы лица. Это было не слишком заметно, слегка смещена была линия губ. Родители мальчика на это внимания не обратили, но в подростковом возрасте Кевин этот свой недостаток воспринимал очень остро, считал чуть ли не крушением всей своей судьбы. Нетрудно догадаться, что молодой врач устранил эту проблему путем несложной операции. Кроме того, он не взял с мальчика денег, поскольку тот обратился к нему за помощью тайком от родителей. Для Кевина Вайсман очень много значил, как мне кажется. А вот было ли это взаимно, боюсь нам уже не дано узнать.

– Странно, что Барбара не упомянула об этой истории, – заметила я.

– А почему вы думаете, что она обязательно должна была об этом заговорить? – спросил комиссар.

– В разговоре со мной она выразила удивление по поводу дружбы Кевина и Рафаэля.

– А ты считаешь, что история их знакомства это объясняет? – спросил меня Дэвид, и я задумалась.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась я, – эти отношения вовсе не обязаны были перерасти в дружбу, видимо, этих людей еще что-то связывало. Предлагаю задуматься над этим.

– Ну, это уже по вашей части, коллега, – ответил Эрик Катлер, –

а я пока вижу только весьма безотрадную перспективу этого расследования, нет ни одной толковой версии, с которой мы могли бы начать работать. Разумеется, наблюдение за домом вдовы мы продолжим. Кстати, инспектор, который наблюдал за телохранителем, вчера доложил мне, что в тот вечер, когда к госпоже Тернер приходил Вайсман, он поневоле какое-то время наблюдал и за ним. Дело в том, что его «клиент» как раз занялся слежкой и именно за доктором. Он видел, как Рафаэль Вайсман входил в бар на Старой набережной, телохранитель тоже вошел в этот бар. Инспектор оставался снаружи, рассчитывая, что его объект скоро выйдет, но вышло не так. В общем, он потерял своего подопечного. Ну, и понятно, что после такой неприятности, инспектору уже было не до Вайсмана, поэтому он не видел, выходил ли тот из бара.

– А вам не кажется, комиссар, что это очень важная информация. Надо бы поговорить с этим молодым человеком, – заметила я.

– Вы имеете в виду телохранителя или инспектора?

– Понятно, телохранителя..

– А почему вы решили, что он молод?

– Не знаю, профессия такая…

– Эта профессия требует опыта, Курту Танцеру за сорок. А поговорить с ним действительно имеет смысл. Только скажет ли он нам правду?

– Ну, если и солжет, то это тоже может быть поводом к размышлению, – важно заключила я.

Комиссар был абсолютно прав. Мы уже собрали кучу всяких фактов, но их не во что было выложить, не было версии, с которой эти самые факты можно было бы сверить.

– Ну, если я ничего не упустила, то в ближайшее время по этому делу много работы не предвидится, мы сможем только поговорить с господином Танцером, – произнесла я вслух, -у меня к вам просьба, – обратилась я к комиссару. Вы не могли бы запросить одну информацию в отеле «Корона»?

– Если это… – начал было Эрик Катлер, но я его прервала.

– Совершенно невинная информация, просто она относится к событиям двадцатилетней давности.

– Что же там случилось двадцать лет назад? – не удержался от вопроса комиссар.

– Ничего особенного, – ответила я, – просто там некий режиссер простился со своей первой любовью, а я хотела бы поговорить с человеком, который в то время занимал в этом отеле должность администратора. Просто, возможный свидетель.

– Этот режиссер – ваш клиент? – высказал догадку Катлер.

– Да, – не стала я скрывать, – небольшая проблемка.

– Ты уже во всем разобралась? – удивился Дэвид.

– Скажем так – у меня есть приемлемая версия, – ответила я, хотя не была еще ни в чем уверена.

– Хорошо, – сказал комиссар, – попробую найти для вас этого свидетеля, надеюсь с ним все в порядке.

– Или с ней, – улыбнулась я, – что-то мне подсказывает, что это была девушка.

– Ну, вполне возможно, если судить по обычной практике таких отелей, – согласился Эрик/

Я понимала, что это намек, но сейчас рассказывать о пока не доведенном до конца деле мне не хотелось.

– Кстати, комиссар, – неожиданно сменила я тему разговора, – а господина Танцера я бы пригласила для беседы в управление. Люди этой профессии не бывают откровенны, если с ними говорить на их территории, но они, как правило, законопослушны. Психология.

– Ну, эта психология и мне по зубам, – усмехнулся Катлер.

Курт Танцер

Психология была еще и в том, что только в кабинете комиссара мое присутствие выглядело для господина Танцера, если не оправданным, по крайней мере, мало значимым. Здесь хозяином был комиссар, и по разумению свидетеля, именно комиссару было решать, кому разрешать, а кому запрещать присутствовать на допросе.