Слишком поздно
Шрифт:
Теперь он смотрит на меня и уже не так спокоен. Я, правда, не заметил, когда именно он утратил свое хладнокровие.
Однако я был прав, надавить на него можно лишь одним способом. И, улыбаясь, я продолжаю рассказывать:
– Мы ели, а я ее все время забалтывал. Типа какая ты красивая, особенная, и забота о брате – это прямо верх сострадания… Короче, нес то, что она хотела слышать. Одновременно я гладил ее по ляжке, поднимаясь все выше. И к десертному меню почти запустил пальцы ей в трусики. Официант отойти не успел, а я уже был внутри ее.
Я
– Что было дальше, словами не передать. Но я все же попробую.
Сажусь на кровати удобнее и потираю щеку стволом пистолета.
– Пизда у нее… ебаться в рот! Никогда еще не совал пальцев в такую теплую, влажную и упругую киску. Хотелось нырнуть под стол и всю ее вылизать. А Слоун, бля, отвечала мне охотно. Само собой, ее же до меня никто так не трогал. И вот представь, в тот вечер во мне… пробудилось нечто возвышенное. Творилась какая-то магия.
Прямо там, в дальней части индийского рестика Слоун и кончила первый раз в жизни. Это было охуенно прекрасно.
Я вздыхаю, предаваясь воспоминаниям, а потом смеюсь, сообразив, что самое интересное – впереди.
– Я должен был взять Слоун. Поехали ко мне, полчаса пососались, и тут она такая: ой, че-то мы слишком торопимся. Следовало ожидать, но я должен был поиметь ее, Люк. Я дышать не мог, вот и пришлось два часа лежать в кровати и просто тискаться. Чуть не протух. Зато в полночь я принялся за Слоун всерьез, вылизывал клитор, разогревал во сне так, чтобы, проснувшись, она сама отдалась, в охотку. И вот она открывает глаза, а я – головой у нее между ног. Я еще слегонца поработал, и все, не нужны никакие уговоры. У нее все случилось в одну ночь, Люк: первое свидание, первый поцелуй, первый раз кончила… И под занавес – фокус-покус – я ее трахнул.
Люка, походу, сейчас вырвет, но я рассказываю дальше:
– Когда все случилось, она закричала. Даже поплакала чутка. Видать, я жестковато работал. Но легко я не мог. На стене в спальне, кстати, до сих пор есть отметины от спинки кровати. Могу показать, перед тем как убить тебя.
Я встаю и приближаюсь к Люку.
– Два года прошло, а я все вспоминаю ту ночь. Каково было стать первым, кто вошел в Слоун, с кем она кончила. Первым, чье имя она выкрикивала. Стоит мне взглянуть на Слоун, и я люблю ее немного крепче. Наша связь навсегда останется возвышенной, ведь я у Слоун первый и единственный. Ее больше никто не поцелует, не коснется, не запомоит ее.
Я спокойно подхожу к Люку и снова опускаюсь перед ним на корточки.
– Если ты опорочил Слоун, то она утратит для меня ценность. Любовь уже не будет священной. А пока извини, надо сходить за Слоун. Серьезно потолкуем втроем.
Я оставляю двух гондонов стеречь Люка, а сам поднимаюсь наверх за своей Слоун.
Глава сороковая
Слоун
Прибежав к себе, я первым делом бросаюсь к тумбочке за телефоном, но его там нет. Ищу на полу, на кровати, под
А потом вспоминаю, как перед ужином Эйса забегал в спальню.
Эта сволочь спрятала мой телефон.
Едва снизу донеслись крики, звуки возни и падения, я прячусь в шкафу. Десяти секунд не проходит, как в дверь стучатся, орут: «ФБР, открывайте!» Меня захлестывает волной облегчения.
Выползаю из шкафа, однако стоит выйти на порог спальни, и я сразу понимаю: что-то не так. Агент вталкивает меня назад в комнату, захлопывает за собой дверь и, угрожая пистолетом, велит сидеть, молчать и не дергаться.
Проходит немало времени. Даже много, пожалуй. Снизу порой доносятся голоса Далтона, Джона и Кевина.
Эйсы не слышно.
Люка тоже.
Боюсь, к происходящему приложил руку Эйса. С него станется придумать и воплотить в жизнь до смешного заумную схему.
– Я арестована? – спрашиваю агента.
Он молчит, не отходя от двери.
– Если я не арестована, то хотела бы пойти к остальным.
Агент качает головой: нет, мол.
Да ну его к черту.
Я встаю, но у двери федерал ловит меня за руку и толкает назад на кровать. Вот тогда я окончательно убеждаюсь: что-то не так. Вскакиваю и пытаюсь снова прорваться к выходу.
– На помощь! – кричу. Вдруг кто-нибудь в доме да услышит.
Зажав мне рот ладонью, агент толкает меня к стене.
– А ну-ка тихо. Живо села на кровать.
Я резко наступаю ему на ногу. Агент хватает меня за плечи и так сильно припирает к стене, что я бьюсь о нее затылком. Мне даже ушибленное место потрогать не дают – силой прижимают руки к бокам.
– Да ты боевая малявка, – говорит агент и сально улыбается.
Откуда этот урод на свет вылез? Из той же утробы, что и Джон?
– Помогите! – снова кричу я.
Федерал разочарованно качает головой:
– Смотрю, ты не умеешь держать язык за зубами, – и грубо целует меня. Ненавижу мужиков. Ненавижу. Всех ненавижу!
А он пытается просунуть мне в рот язык. Я как можно плотней сжимаю губы, вырываюсь и, вытаращив глаза, смотрю ему за спину. В этот момент дверь распахивается: входит Эйса.
Я одновременно пугаюсь и радуюсь.
Какого дьявола тут творится?
Эйса осматривает комнату и видит нас. Агент все еще лезет языком мне в рот, одновременно лапая за грудь, а я понимаю, в каком больном мире мне довелось жить: я и жду, когда Эйса спасет меня, и боюсь оставаться потом с ним наедине.
Эйса в две секунды соображает, что происходит, и его глаза наливаются гневом.
– Я же тебе, мудак, работу поручил! – кричит он, решительно направляясь к нам. Агент отпускает меня и уже оборачивается, но Эйса приставляет ствол к его голове. – Одно, сука, дело!
В ушах звенит, и больше я ничего не слышу. В глазах щиплет, по щекам текут слезы. Я накрываю уши ладонями и зажмуриваюсь.
Нет, этого не было.
Нет, нет, нет.
Агент падает прямо мне на ногу, и приходится отойти в сторону.