Слива любви
Шрифт:
Тем временем, покряхтывая и отдуваясь, читарь выудил из бархатного камзола бумаги, встряхнул их и уставился перед собой. Он жевал губами и ждал, но, так и не дождавшись тишины, выкрикнул удивительно чистым, пронзительным голосом, больше подходившим искреннему миротворцу, чем лживому старому чтецу.
– Сегодня праздник! День высочайшей Божьей справедливости! Сегодня мы празднуем победу над нечистью! Каждый суд над слугой дьявола – победа Бога и нас, его служителей. Хвала Святой инквизиции!
– Хвала Святой инквизиции! – проревела толпа.
– Великое
– Сжечь, сжечь! – вопила толпа.
– Она, – верещал читарь, – хохотала даже под пытками! Это ли не доказательство её сатанинской души? Ей помогает сам дьявол!!!
– Сжечь! – надрывалась площадь.
Читарь довольно хмыкнул, ведьма же смущенно замерла.
– Обожаю это, – прошептала она, – прекрасно излагает! Я в восторге! Сколько внимания! Сколько чуткости! Прекрасные люди, – Анаис не сводила взгляда с толпы божьих слуг, желающих ей смерти. – Сколько же у моего отца учеников! Его школа растет. Пожалуй, только ей, – ведьма высмотрела в толпе заплаканную девушку, – ей меня жаль. Но что она может? Меня ненавидят тысячи! Желайте… желайте мне смерти и учите этому своих детей – тогда они научат страху и ненависти своих!
Вельможа воздел руку к небесам. Всё больше напоминая церковного проповедника, он продолжал возмущенно и величественно вещать о ведьминском беззаконье. Этот громогласный монолог был слышен каждому, кто глазел на него, стоя подле его «бархатных» толстых ног, или в гуще человеческих тел, или по самому краю площади вдоль домов, высовывался из окон или восседал на крыше, не желая пропустить ни одного мгновения предстоящего зрелища. И если бы кому-то в тот момент вздумалось заткнуть уши и взглянуть на безмолвно открывающего рот уродливого здоровяка, то он бы понял, за что держат в инквизиции эту страшную образину: его исключительный голос был способен завораживать разум.
– …И тогда ведьма обездвижила графа Маро колдовским обрядом, связала его руки и ноги и надругалась на ним! Неделю она держала его в своем доме и принуждала к грязным утехам. Всё это время граф находился в беспамятстве. К счастью, он мало что запомнил. Когда сознание возвращалось к нему, злодейка вновь требовала бесстыдств, угрожая ему кинжалом. Месье Маро умолял прекратить издевательства, но эта развратная женщина лишь зло насмехалась и продолжала опаивать графа колдовским зельем под видом винного напитка, для туманной дурноты.
– Бедный, бедный Маро… надо же так страдать! Невероятное мучение! Немыслимое! – шептала Анаис.
– Спустя неделю зелье накопилась внутри графского тела и проникло в разум, – вещал читарь. – От этого месье Маро совершенно обезумел. Он стал немощной куклой. Сам того не ведая, граф превратился в орудие расправы над собственной женой. Бесстыжая ведьма приказала ему взять бутылек с отравой и вылить его в суп графини. Граф почти не помнил того разговора, но заверил суд в том, что ведьма убедила его: это снадобье для молодости.
– Для молодости и красоты, тупица! –
– Но, как оказалось, там находилась ядовитая ведьминская слюна! На следующий день бедняжке графине сделалось худо. К вечеру она умерла. Граф на исповеди покаялся и рассказал о случившемся падре. Благодаря месье Маро, его чистейшему сердцу, желанию наказать убийцу жены Инквизиция сегодня празднует очередную победу. Теперь мы вздохнем с облегчением. Бесовское отродье через четверть часа окажется на костре.
Толпа заревела от радости.
– Триумф глупости, – усмехнулась Анаис.
– Улыбаешься? – раздалось глухое мяуканье поблизости.
Возле деревянной балки на булыжных камнях сидел черный кот. Животное безучастно водило головой, жмурилось и изредка разевало пасть.
– Где тебя носит? Чуть всё не пропустил, – зашептала Анаис.
– Да, казнь и впрямь обещает быть захватывающей, – мяукнул кот. – Белла здесь, Мартина тоже… и Эрик – хотя я сам его не видел, врать не буду.
– Это зачем? – удивилась Анаис.
– А ты еще не поняла? Пришли проститься: все-таки сестры, брат.
– Что ты несешь? Зачем со мной прощаться? – нервно спросила Анаис.
– Ты нарушила отцовский запрет, тебе это так не оставят.
– Мартиш, прекрати, ничего не будет, папа не знает.
– Знает, – уверенно заявил кот. – Сатана всё знает.
Ведьма благодушно закатила глаза и громко рассмеялась. Она хохотала и хохотала, пока её взгляд не остановился посреди толпы.
– Белла, – одними губами проговорила она, меняясь в лице: воодушевление сменилось растерянностью. Её плечи содрогнулись, ноги ослабли, а глаза стали темными, будто разум наполнился туманом и глухотой. Голоса стали отдаляться, делаясь отголосками; перед глазами понеслись черные вихри, уносящие в темноту воздух, свет и людей. Ее внезапный страх осчастливил всех, кто так долго этого ждал.
– Что же ты не радуешься, ведьма? – спросил палач, подталкивая пленницу в плечо. – Самое время хохотать.
На непослушных ногах Анаис спустилась на землю и подошла к обложенному хворостом высокому бревну. Рослый страж стиснул её плечи веревкой, накрепко привязав к деревянной опоре.
– Ты разозлила отца, Анаис, – зашипел ей в спину женский голос.
– Он предупреждал… ты ослушалась, – продолжил другой.
– Мартиш, – еле слышно позвала ведьма и закрыла глаза, – беги… беги к нему, может быть, ты успеешь… беги, Мартиш, проси за меня.
– Поздно, Анаис, – промурлыкал кот.
– Беги в собор, Мартиш, – еле слышно говорила Анаис, – там, на барельефе, у главного входа, возле Архангела с весами, очередь в ад, ты знаешь… Попроси прислужника наклонить весы и пустить тебя в преисподнюю… скажи ему: «Исчадие Мартиш, к царю. Это срочно». Беги…
Мартиш оглянулся, немного помедлил, посмотрел на голые ступни хозяйки, безвольно висевшие над сухими вязанками, и шмыгнул в густую толпу.
Тем временем вельможу спустили с подмостков. Не дожидаясь исхода, он уселся в поджидавшую его повозку.