Сливовое дерево
Шрифт:
— Ты же знаешь: я — могила, — заверила ее Кристина, пожалев, что не пошла сразу домой.
Сияя улыбкой, словно выиграла ценный приз, Кати притянула к порогу молодого человека, вцепившись бледной рукой в расстегнутый воротник его белой рубашки. Его светлые волосы были взъерошены, полные пунцовые губы распухли; одежда его напоминала костюм, в котором Исаак ходил в университет: черные брюки и темно-синий жилет. Незнакомец обвил руками талию Кати, положив подбородок ей на плечо, и изучал Кристину взглядом мутно-голубых глаз.
— Это Штефан Эйхман, — представила его Кати. — Он учился в нашей школе на два класса старше, помнишь? Потом они переехали в Берлин. Но, к счастью для меня, он только что вернулся.
Кристина протянула руку:
— Guten Tag [13] .
— Я вас тоже не помню, — ответил Штефан, оставив без внимания ее протянутую руку. С осовелым взглядом он притиснул Кати ближе и ткнулся носом в ее ухо.
Кристина сунула руки в карманы пальто и сжала в кулаке камушек, который дал ей Исаак.
13
Guten Tag — здравствуйте (нем.).
— Мы со Штефаном столкнулись вчера в мясной лавке, — продолжала Кати, игриво отталкивая Штефана, целовавшего ее в ухо. — Выяснилось, что у нас много общего. Он учит меня английскому и пообещал отвезти в Берлин и сводить там в театр!
— Рада за тебя, — промолвила Кристина. — Ну, приятно было…
— Он может достать бесплатные билеты! — перебила ее Кати, визжа и подпрыгивая на месте. — Его отец раньше руководил одним из театров в столице!
— Ваш отец, должно быть, влиятельный человек, — проговорила Кристина, ища повод удалиться.
Вдруг Кати замерла, прикусила губу и взглянула на Штефана.
— Отец Штефана умер в прошлом году, — произнесла она бесцветным голосом. — Потому-то они с матерью и вернулись сюда.
Кристина немного оттаяла.
— Простите, — сказала она. — Bitte [14] , примите мои соболезнования в связи с вашей утратой.
Штефан выпрямился и дернул головой в сторону, словно пытался развязать узел на шее.
— Он оставил меня и мать без гроша, — рот его искривился, как будто слова содержали яд. — Я не страдаю от утраты.
14
Bitte — пожалуйста (нем.).
Кристина пришла в замешательство. Ей никогда не приходилось слышать, чтобы кто-то так отзывался о своем родителе, тем более покойном.
— Что ж, — она развернулась, чтобы уйти. — Мне надо бежать. Извини, что заскочила без предупреждения. Приятно было познакомиться, Штефан.
— Постой, — остановила ее Кати. — А что ты хотела?
— Ничего, — Кристина уже спускалась с крыльца. — Поговорим завтра.
— Хорошо, — согласилась Кати. — Auf Weidersehen! [15]
15
Auf Weidersehen — до свидания (нем.).
Кристина пробежала четыре квартала, затем свернула за угол на главную улицу города, пересекавшую улицу, где она жила. Кати обладала порывистым характером, так что не стоило удивляться, что она целуется с парнем, которого едва знает. Но что-то еще в безрассудном поведении подруги настораживало Кристину, и поначалу она не могла разобраться, что именно. И вдруг ее осенило: Кати и Штефан вели себя так, словно встречались месяцами, а значит, Кати никогда бы не поняла, как много значил для Кристины первый поцелуй Исаака.
«Пожалуй, я пока не стану об этом распространяться», — подумала она, сворачивая на Шеллергассе.
Телега с
Тут она заметила, что к деревянной стене амбара прикреплен плакат с надписью готическим шрифтом: «Первое распоряжение к Закону о гражданине Рейха». Обогнав подводу, она подождала, когда фермер проведет волов немного вперед, и вернулась, чтобы прочитать черно-белое объявление.
Под заголовком жирным шрифтом значилось: «Ни один еврей не может быть гражданином Рейха». В центре плаката были нарисованы схематичные изображения мужчин, женщин и детей, а под ними располагались вопросы: «Кто является гражданином Германии? Кто является евреем?» Черные фигуры представляли евреев, белые — немцев, серые — мишлингов, людей смешанной национальности. Чертежи в виде фамильных деревьев объясняли, кого считать немцем, а кого евреем, в зависимости от перекрещивания черных, белых и серых линий. Ниже, под условными рисунками банков, почтовых отделений и ресторанов, находился знак «Verboten!» [16] с черными и серыми фигурами рядом. А затем следовало предупреждение: «Нарушение запретов, изложенных в разделах 1, 2 и 3, карается каторжными работами, тюремным заключением и/или денежным штрафом». Далее шел длинный текст мелким шрифтом.
16
Verboten — запрещено (нем.).
Исаак говорил ей, что положение евреев меняется, но до сих пор Кристина не принимала этого всерьез. В ее родном городке жизнь всегда текла мирно и размеренно, и ей было невдомек, какие последствия может иметь назначение нового канцлера.
Поначалу отец Исаака и другие члены семьи — дядья, дедушки и кузены — сошлись на том, что Гитлер — очередной грязный политик, выдвинутый во власть президентом Гинденбургом, вице-канцлером фон Папеном и консерваторами от правящего аристократического класса, действующими сообща с крупными банкирами и промышленниками. Они дали Гитлеру полномочия, чтобы он положил конец республике и вернул Германию к кайзеровскому строю. Но вскоре канцлер стал диктатором, поставив себя и своих сторонников выше закона, и теперь они использовали свою власть, чтобы лишить евреев прав. В последние несколько месяцев всех, кто считался евреями, обязали носить с собой документы и зарегистрировать свое состояние, имущество и бизнес. Из-за всего этого в доме Бауэрманов больше не обменивались мнениями в открытую, а переговаривались шепотом, поскольку обсуждать подобные темы вслух стало опасно.
Кристина уставилась на плакат, стиснув зубы. Ее переполнял гнев. Телега с навозом уже забралась на холм и свернула за угол, так что девушка побежала обратно в конец переулка и стала крутить головой в обе стороны, осматривая главную улицу: здания и высокие ограды, камни, деревья и оштукатуренные фасады. Затем она приложила руку к груди, чувствуя, как невыносимая тяжесть ложится на сердце. Плакаты с новыми распоряжениями были расклеены через каждые сто метров, но она слишком увлеклась мыслями о Кати и Штефане и не заметила их.