Сломанная Головоломка

Собачий Х. З.

– И не пытайся!
– махнул рукой Матвей Иванович.
– Можно, например, так: "Иду я как-то по улице, и вдруг вижу самого себя, идущего навстречу..." Или еще круче: "Отправляешься в прошлое и встречаешь в какой-нибудь забегаловке еще троих себя. Кто из них настоящий?" Или...

Я жестом остановил его. Мы выпили еще по кружечке пива.

– Хороша Катька-то?
– спросил он, помолчав.

– Я все боялся, что какой-нибудь князь Потемкин-Таврический завалится. Или граф Орлов...

– Ага. Я тоже вначале

боялся...

Мы закурили. Матвей Иванович включил радио, передавали прогноз погоды на завтра. Матвей Иванович выключил радио.

– А...
– начал я.

– Много!
– ответил Матвей Иванович.
– И в Африке был, в джунглях, и...
– он опять махнул рукой.
– Не считаю уже. К некоторым часто наведываюсь. Одна, представляешь... Впрочем, нехорошо об этом... Не хочу. Ничего?

– Ничего. Я так спросил.

Я вдруг сообразил!

– Послушай! Это же страшная штука! Это же...
– Матвей Иванович улыбнулся.
– Ты трехлетнего Гитлера придушить не пытался?

Матвей Иванович вздрогнул, посмотрел на меня, удивленно вскинул брови.

– Ванюша!
– помолчав, сказал он.
– Ванюша!..
– и склонил голову мне на плечо.
– Я, все-таки, не зря тебя так люблю! Ты же... Я, не поверишь, вот именно об этом сразу и подумал, когда понял, что она работает. И именно, почему-то, про трехлетнего! Какие мы с тобой одинаковые... Давай за нас с тобой!

– Ну и?
– выпив, напомнил я.

– Что?
– удивился Матвей Иванович.

– Гитлер...
– осторожно сказал я.

Матвей Иванович вдруг заплакал. Выпили мы немного. Всего по три бутылочки.

– Я боюсь, - выдавил он, наконец, и заплакал сильнее прежнего.

– Но ведь он же... Из-за него миллионы погибли! И Сталина! И Пол-Пота! И...

– Да я не о том!
– закричал Матвей Иванович.
– А вдруг они мои дедушки? Куда я вернусь, а?.. Я и так каждый раз, когда возвращаюсь, удивляюсь, что стены в комнате не другого цвета!..

– А все-таки - снова отправляешься?..

– Хочется, - помолчав, признался Матвей Иванович и совсем смутился.

– Слушай, - подумав, сказал я.
– Ты мне своей фантастикой голову не морочь. Можно ведь сделать простой эксперимент - влияет то, что ты, отправившись в прошлое, сделаешь, на настоящее, или не влияет? Пошли!

Я уложил его на Машу В. и сказал: - Отправляешься куда-нибудь в недавно, в позавчера, скажем. И вот здесь, на стенке, ставишь крестик. И сразу обратно! Если останется, когда вернешься, значит...

Матвей Иванович пощелкал тумблерами, помутнел, встал с Маши. На стене появилось отчетливое слово ХУЙ.

– Ты что, совсем!
– разозлился я.
– Ты написал?

– Моя стена, что хочу, то и пишу!
– он, сердитый, не выключив Машу, ушел на кухню. Я выдернул, на всякий случай, вилку из розетки и пошел за ним.

– То есть, как следует из того, что

надпись осталась, - грустно сказал Матвей Иванович, - вполне можно стать собственным прадедушкой. И, может быть, я всегда был собственным правнуком, только раньше не знал...

– Ты то хоть знаешь, кто твоя прабабка была?
– попытался пошутить я.

– В том-то и дело, что нет, - хмуро ответил Матвей Иванович. Мы открыли еще по бутылочке.
– Твою мать...
– добавил Матвей Иванович и дико заржал.

– Скотина!
– сказал я и схватил его за горло.
– Ты так не шути...

– Представляешь теперь, Ваня, что я наделал?
– опять став серьезным, сказал он. Я отпустил его влажную шею. Голова Матвея Ивановича бессильно свесилась на грудь, он молчал.
– И как мне страшно...

– Спокойно!
– сказал я.
– Давай попробуем рассуждать логически...

Матвей Иванович захохотал.

– Я сказал - спокойно!
– я открыл еще бутылку пива.
– Значит так... Отправляюсь я во вчера. Там себя убиваю. Да. Потом...

Матвей Иванович улыбался.

– Ты же ее сделал!
– разозлился я.
– Должен, значит, знать, как она работает! Ты о чем думал, когда ее придумывал?!

Матвей Иванович как-то неопределенно пожал плечами.

– И как с законом сохранения энергии? Ведь можно же аккумулятор регулярно подзаряжать от него же свеженького...

– Знаю. Все руки не доходят к Маше такой приделать. Чтобы без розетки...

Я в это время вдруг сообразил: - Послушай! А если ты позавчера эту похабщину на стене написал, то почему мы сегодня раньше ее не заметили?

Матвей Иванович опять засмеялся.
– Ты думай, думай!
– похлопал он меня по плечу. И открыл еще одну бутылочку.

В туалете я придумал.

– Делаем так!
– сказал я.
– Раз надписи до того, как ты ее делать поехал, на стене не было, значит можно поступить хитро: отправляемся куда-нибудь в следующий век; оттуда - изничтожаем всех злодеев. И пока этот следующий век не наступит - будем спокойно жить, не боясь, что изничтожили своих дедушек: надписи ведь до того, как ты отправился ее делать, не было? Не было. И мы до этого самого следующего века, откуда злодеев изничтожали, можем ничего не бояться, как будто ничего и не наделали...

– Ну и на кой тогда всех этих детишек-Гитлеров душить, если ничего не изменится?

– Для будущих поколений, - как-то неуверенно пробормотал я и замолчал.

– Я оптимист, - сказал Матвей Иванович.
– У них и без моей помощи все будет хорошо.

Он встал и пошел в туалет.

– А ты в будущем был?
– крикнул я ему.

– Был!
– глухо донеслось из-за двери.

– Ну? Что?
– спросил я, когда он вышел. Матвей Иванович закурил.

Помолчав, он покосился на меня и зловеще спросил: - Сказать, как ты умрешь?..