Сломанная вселенная
Шрифт:
– Какой теперь смысл строить башню? Я-то считал это своей личной идеей, я-то мечтал…
Принцесса стояла молча, не желая задавать назойливых вопросов, но по разговору вскоре догадалась, что их всех так удручает. Самый большой удар, несомненно, переживал Философ:
– Столько трудов! Столько научных трактатов… А сколько математических исчислений! Неужели все напрасно? — его голос, смесь горечи и безнадежности, усугубил и без того унылую атмосферу.
Вдали еще раз гаркнула та одинокая птица, а может, то была уже другая. В этом звуке чувствовался явный сарказм, издевательская усмешка. Впрочем, НЕТ никакой птицы, ничего здесь НЕТ…
– Я наотрез отказываюсь жить в вымышленном мире! — Милеус даже изменился в голосе, заявляя об этом.
– Таково и мое
– Это несправедливо!
– Мы не желаем быть чьими-то выдумками!
Кто-то добавил: «глупыми выдумками».
Максим чувствовал, что назревает какой-то бунт. Он уже стал сомневаться: стоило ли вообще все это говорить. Ведь жили же не тужили. Оставалось бы все как есть, где каждый был счастлив в собственных заблуждениях. Вот она, горечь истины! У нее, оказывается, тоже своя цена… Ведь на то и существует заблуждение, чтобы создавать иллюзию счастья по причине отсутствия настоящего.
Алан… Ну, конечно же, он не остался безучастным и, как бы подытоживая общее настроение, нашел для него соответствующую мелодию слов:
– Как страшно и жутко бывает тогда, Когда среди праздной мирской суеты Вдруг стоит понять, что идешь в Никуда Под лозунгом светлой, красивой мечты.– У меня есть идея! — Придумаем опять что-то там придумал, возможно, под влиянием лирики. — Надо покинуть этот мир!
Мысль, конечно, гениальная. Но как и все гениальное, оказалась слишком простой, то есть откровенно глупой.
– Он же бесконечен, — вяло возразил Философ.
– Ерунда! Эти бесконечности такой же вымысел, как и все остальное! Вот если бы иметь какое-нибудь средство передвижения… например, воздушный шар.
Неплохое желание. Но лучше бы — ракету.
– Откуда?!
– Мы пожелаем, чтобы он у нас был, вот и все! Здесь творятся такие чудеса!
Пришло небольшое оживление и даже прилив бодрого настроения. Милеус возбужденно продолжал общую тему:
– Если мы вылетим за пределы этого мира, то окажемся в мире реальном, где же еще?
Только господин Философ и Максим понимали всю вздорность этой затеи, но не хотели лишать надежды ни себя, ни других. Впрочем, Философ тут же вернул всех на землю, с которой они еще не успели взлететь:
– Увы, силы даже нашего общего желания недостаточно, чтобы сотворить из ничего воздушный шар. Тут нужны волшебники, но ближайшие из них живут очень далеко, в Дремлющих лесах.
Все суетились, громко кричали, но никто не знал, что конкретно делать. Или бежать в те леса, или пытаться покинуть Мироздание пешком — это уже откровенное безумие, или как-то самим сконструировать этот шар, но об его устройстве никто и понятия не имел. Далее сценарий событий повернулся резким, внезапным, совершенно непредсказуемым пассажем. Вдруг каждый услышал громкие и отчетливые слова:
– У ВАС ВСЕ РАВНО НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ!! — совершенно незнакомый грубоватый голос, казалось, откуда-то извне вторгся в шумный разговор, разом смирив этот шум и заставив всех замолчать.
Все в первую очередь посмотрели на небо, затем по сторонам. Стало тихо как никогда… На том месте, где полчаса назад возвышался легендарный замок, стоял высокий господин в длинном черном плаще, свисающим почти до пят и плотно замуровывающим все его тело, так что издалека он напоминал монолитную каменную статую, почерневшую от времени и вечерних сумерек. Эта тревожная иллюзия сохранялась до тех пор, пока в статуе не появилось движение. И медленным, неторопливым, можно сказать — царственным шагом незнакомец приблизился к хорошо знакомому нам обществу, глядя на всех сверху вниз, как в буквальном, так и в любом переносном смысле. Вблизи он казался чуть ли не в полтора раза выше Лодочника, не говоря уж о других. Теперь представилась возможность разглядеть его лица — их было четыре, обращенные на все стороны света и одновременно внимающие всему происходящему вокруг. Такая же черная
Принцесса вскрикнула:
– Я узнала его! Это волшебник Тиотан!
Легенда окончательно воскресла из пепла забвения. Молчание продолжалось, но его характер изменился. Любопытство перешло в некое замешательство. Максим, поддавшись всеобщему недоумению, понятия не имел — как теперь следует себя вести. Этот волшебник из мрачной саги, создавший для Мироздания чуть ли не целую религию своей личности, о котором ходило столько слухов, тот, по вине которого так долго томилась в заточении прекраснейшая леди, — сейчас он стоял в нескольких шагах и холодным взором, в котором проглядывалось нечто орлиное, надменное, смотрел на присутствующих.
Кто же он? Коварный маг? Воплощение темных сил? А может, раскаявшийся злодей, желающий стать их другом? Или… просто равнодушный наблюдатель всего творящегося под солнцем? Максим вспомнил, что по легенде Тиотан когда-то жил в царстве Добра, значит в нем осталось… Нет, не мог он окончательно перевоплотиться в демона. Осмелев немного от этой мысли, он хотел робко заговорить, но волшебник опередил его:
– Я обычно являюсь там, где слишком много ума, чтобы его смирить, или слишком много глупости, чтобы ее уничтожить. — Металлический тембр его голоса звучал подобно приговору. — Последнее к вам больше подходит…Я могу также внезапно оказаться рядом, когда кто-либо доведен до крайнего отчаяния, и быть ему помощником, но с такой же легкостью могу свергнуть того, кто слишком высоко превознесся. В этом мире я являюсь почти богом.
Он на некоторое время замолчал, предоставляя возможность всем осмыслить только что сказанное. Где-то настороженно завыл ветер. Тишина встрепенулась. А он продолжал:
– Знаете, что мне придало такую силу? Хотите знать? Здесь дело не только в сверхъестественных способностях, которыми вы не обладаете. Причина в другом, я — ПЕРВЫЙ, кто смог понять, что нашего мира просто не существует на самом деле. Так что ты, Максим, лишь повторил открытие, сделанное много-много лет назад… И вот, когда я это понял, я стал смотреть на все, как на иллюзию игрушечных стихий, для меня перестали существовать всякие законы по той простой причине, что никаких законов здесь никогда и не было. Мы их сами себе внушаем. Я мог делать абсолютно все, что хотел. И эта безграничная власть, сознаюсь, испортила мой прежний добрый характер. Впрочем, я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. С того самого дня, как ты, Максим, появился в Мироздании, я сразу понял, что ты не такой как все. Я никогда не показывался тебе на глаза, но постоянно следил за тобой. Ты сейчас смотришь на меня как на лютого врага, а ведь однажды я спас тебя от явной гибели… Помнишь царство Зла, когда ты был погребен заживо в склепе? Если бы не моя тайная помощь, тебе пришел бы конец. А ты возомнил, что силой собственного желания обрел утерянную бодрость духа… Но все это в прошлом. Не стоит его ворошить — там уже историческая пыль. А сюда я пришел для того, чтобы сказать вам одну простую вещь: вы теперь знаете тайну этого мира, который я справедливо окрестил Мнимостью, так что смиритесь с данной мыслью. Смирение — лучшее лекарство от несбыточных желаний, терзающих душу. Ваша попытка бежать отсюда в недосягаемую Реальность — такое же безумие, как если б вдруг ваши собственные мысли вылезли из головы, обрели форму и плоть, а потом стали с вами разговаривать. Мнимые существа никогда не смогут жить в настоящем мире, повторяю — смиритесь с этой простой аксиомой.
Тиотан закончил, и пришла возможность высказаться всем желающим. Его голос стал более мягок и доверителен, поэтому томительное напряжение немного спало.
– Но ведь можно хотя бы попытаться! — не унимался Придумаем. — Ведь никто даже не пробовал вырваться отсюда.
– Верно! Верно! Нельзя опускать весла, даже не начав дела. Придумаем прав, и я с ним полностью согласен, — сказал Лодочник, уверенный, что высказал общее мнение.
Совсем уж осмелевший Максим обратился к Тиотану со своей безумной просьбой: