Сломанный мир
Шрифт:
«Чтобы он проследил, что я и остальные не сбежим, точно отправимся туда, куда надо?» — подумал Гэрэл и криво улыбнулся. Если бы даже он захотел уклониться от участия в экспедиции, на Юге ему негде было спрятаться: любой кочевник знал, как он выглядит.
Но он, конечно, не собирался уклоняться.
Он взял большой отряд, чтобы разобраться с кочевниками, и отдельно отобрал людей для будущей экспедиции. В Пустоши они решил позвать с собой не самых сильных и не тех, кто больше других отличился в битвах, хотя ни храбростью, ни воинскими умениями эти люди обделены не были, и даже не самых преданных ему солдат (хотя
Он прошёлся вдоль ряда воинов, выстроившихся на площади у ворот Чханимун, главного въезда в город. Затем зашагал обратно. Напряжённо рассматривал каждого, пытаясь предсказать, что от кого можно ожидать.
— Вы все, надеюсь, знаете, зачем вас здесь собрали. Сейчас мы двинемся в путь. Если кто-то не чувствует в себе уверенности, что хочет пуститься в это путешествие, боится, что не готов к тому, что нас ждет, ещё не поздно передумать и развернуться. Я не буду осуждать вас за это.
Пауза. Всеобщее молчание. В общем-то, другого он и не ждал: если кто-то в самом деле вздумал бы отказаться от участия в походе, Токхын жестоко покарал бы отступника, и все это знали.
Он продолжил:
— Меня вы все тоже знаете. Но если кто-то вдруг не знает, я — генерал Гэрэл. Меня также, — невесёлый смешок, — называют Жестоким и яогуай.
Он произнёс это, словно передавая себя на их суд. Солдаты взирали на него молча, со смесью страха и благоговения. Яогуай они не боялись, но им как никому другому было известно, что хоть большинство баек о злодеяниях Гэрэла — не более чем выдумка, Жестоким его прозвали не просто так.
В какой-то момент — он не заметил, в какой именно — уважение полностью улетучилось из глаз солдат, остался один страх. И смотрели они уже не на него, а на кого-то другого.
Один из немногих пожилых воинов в отряде робко спросил:
— Господин генерал… а этот второй господин, он что, тоже с нами поедет?
Гэрэл обернулся и увидел за правым плечом переминающуюся с ноги на ногу лошадь и неподвижно, точно статуя, сидевшего на ней Юкинари. Разумеется, он был в своей обычной чёрной одежде и с повязкой на глазах. Он выглядел словно ночной кошмар.
— Да. Он поедет с нами. — И он велел Тени: — Скажи что-нибудь этим людям, чтобы они не боялись тебя.
— Я поеду с вами, — послушно повторил Юкинари. Он говорил, не наклоняя и не поворачивая головы, и казалось, что закрытые повязкой глаза смотрят куда-то за горизонт. — Я буду охранять вас в пути. Я ваш друг. — И, без всякого перехода: — Должен предупредить, моя первая обязанность — защищать генерала Гэрэла. Если мне покажется, что кто-то из вас угрожает безопасности господина генерала, я устраню этого человека.
Солдаты заметно побледнели. Некоторые изо всех сил вцепились в поводья, преодолевая желание развернуть лошадей и броситься отсюда прочь.
Гэрэл вымученно улыбнулся.
— Ну, в путь. И сними уже эту повязку, людей пугаешь.
Глава 26. Кочевники
26. Кочевники
Первые дни пути на Юг выдались спокойными. Поначалу солдаты шарахались от Юкинари,
— Куда мы едем-то, господин генерал? — спросил кто-то.
Об этом Гэрэл спросил себя сразу, как только получил от Токхына согласие на поход. Пустоши были его последней, но не единственной надежой найти волшебство. Он не собирался сразу опустить руки и отправиться прямиком в неизвестность: он же не самоубийца. Надо было ехать к кочевникам, искать, но куда именно ехать, искать — что?
И тут ему вспомнился тот случай на излете лета — полтора года прошло с тех пор, — когда солдаты из крепости Намдо нашли в степи израненную девочку-лисицу...
Три Брата, сказала она.
Он знал это место. Три горы, торчащие посреди плоской, как доска, степи будто какие-то уродливые игральные фигуры, и между гор — долина, где благодря бегущим с гор речкам всегда была вода и хорошая трава. Улусы кочевников постоянно меняли место пребывания в зависимости от времени года, корма, обилия или недостатка воды в том или другом месте, но к Трем Братьям племя Баатара возвращалось регулярно.
«А вдруг там есть другие такие же, как она?» — спросил тогда возле мертвой Чужой девочки молодой солдат, а Гэрэл отмахнулся от этого вопроса — не потому что он показался ему глупым, просто он подсознательно боялся, что с яогуай вернутся все ужасы тех лет, что он провел в племени Баатар-хана. Поехать туда значило повернуться лицом к себе, к своему детству, которое он много лет с переменным успехом старался выбросить из памяти. Но рано или поздно придется это сделать, ведь так?
Он спросил, кому сейчас принадлежат эти земли.
— Улусу Оэлун-хатун, — последовал ответ.
Оэлун, Оэлун... Что-то мелькало у него в памяти при этом имени, но ускользало. Впрочем, это было довольно распространенное имя среди кочевников. Он никогда не встречался с этой женщиной, Оэлун-хатун, — территория, в пределах которой кочевал управляемый ею союз племен, находилась близко от границ Чхонджу, но они никогда не совершали набегов на приграничные поселения, не несли угрозы.
Он напомнил себе, что большие объединения племен всегда несли угрозу. Это был прекрасный повод направиться туда.
Кто бы ни жил сейчас в долине у Трех Братьев, нападать без причины Гэрэл не хотел, для начала просто хотел выяснить, что и как.
— Мы поедем вдвоем с мертвецом, — сказал он солдатам, когда три горы появились в поле их зрения. — Если в долине увидят приближающийся отряд — да еще такой большой — сразу нападут. А я сначала хочу поговорить... Будьте неподалеку. Если кочевники не захотят меня слушать и мне будет грозить опасность, я позову на помощь, — он коснулся сигнального рога, висевшего на его груди. — Если рог не протрубит, подождите... скажем, пять часов, а затем — нападайте.
На лицах солдат отражалось сомнение, но спорить никто не осмелился: если генерал хочет убить себя таким вот замысловатым способом, на то его воля.
На подъезде к долине им с Юкинари навстречу поскакал десяток всадников. Несколько стрел свистнули в воздухе, но пролетели над их головами — пока кочевники только пугали их, они не видели настоящей опасности в двух незнакомцах. Гэрэл снял с головы капюшон, служивший для защиты от холода, зноя и дождя, и, держа за длинные концы-лопасти, обычно обматываемые вокруг шеи, помахал им в воздухе — понятный любому народу знак мира.