Сломленные
Шрифт:
— Откуда он родом?
Донна пожала плечами и зашлась в кашле. Мокрота клокотала у нее в груди. Дженни и Кейт передернуло.
— Он из Ньюкасла, из тех мест. От него вы ничего не добьетесь. Это все равно что со стеной разговаривать. Сейчас у него южный акцент, но когда мы с ним познакомились, был северный. Возможно, он притворялся, не знаю. Вы должны его сами увидеть — тогда поймете, что это за фрукт. Заманивает птичек и сворачивает им головы не задумываясь. Скорее всего, Керри знает, где он. Он поддерживает с ней отношения, я это точно знаю.
Дженни положила на стол несколько фотографий:
— Вы узнаете кого-нибудь из мужчин на этих снимках?
Донна посмотрела на фотографии. Кейт заметила, как она стиснула зубы и побледнела, когда увидела своих внуков и дочь, позирующих явно не для семейного альбома.
— Нет, не узнаю, — ответила она дрожащим голосом, чуть не плача. — Здесь не видно лиц.
Все молчали. Слышался лишь шорох магнитофонной ленты.
— На сей раз я заберу детей. Пусть этот Бейтман и его дружки говорят что угодно. Дети — такие же жертвы, как и она. Жертвы своей родной матери, этой чертовой сучки! И на сей раз я отберу у нее детей.
— Вы знаете, кто их отцы?
Она покачала головой и снова закашлялась, прочищая горло.
— Старший ребенок — определенно ее папаши. Плевать мне на то, что говорят другие. Слава богу, он на него не похож. Второй может быть от любого встречного-поперечного. Она ляжет под кого угодно, если ее попросят, — так уж папаша ее воспитал. А скорее всего, она такой уже родилась. Посмотрите на мою вторую дочь, Мэрайю. Она перенесла то же самое, но не стала такой. Она ненавидит отца за все то, что он с ней делал. Я пыталась защитить ее, изо всех сил пыталась. Мне наложили двадцать семь швов — он порезал меня, когда я все же донесла на него. Я чуть не умерла за моих девочек. Но Керри меня ненавидит, ненавидит до мозга костей. И это чувство взаимно.
Кейт не знала, что следует говорить в таких случаях.
— Он и Мэрайе звонил пару лет назад. Она послала его подальше. Она вам сама расскажет. Не вылезала из психушки благодаря своему папочке. То вены резала, то наркотиками накачивалась… Ну и натерпелась же я! Но все-таки Мэрайя — человек, а не грязная тварь. Она хотя бы понимает: все, что с ней произошло, — это плохо. А вот Керри не понимает. Кажется, ей все это очень нравилось.
Дженни собрала фотографии и протянула руку маленькой женщине с глазами полными слез и стальным внутренним стержнем, который, видимо, и помог ей сохранить разум в ее тяжелой жизни.
— Если вы что-то вспомните…
— Не волнуйтесь, — перебила Донна с грустной улыбкой. — Если я что-то вспомню, вы узнаете об этом первыми.
Кейт с Дженни приехали домой в восьмом часу вечера. Они целый день беседовали с семьями подозреваемых и безумно устали. Кейт несла под мышкой увесистые папки с личными делами, которые предоставила соцслужба.
Как только они открыли входную дверь, в нос им ударил
— Мама?! — ахнула Кейт.
— Да, я твоя мама, злодейка! Ну и дурой же я выглядела, когда поехала к Пэту и узнала от его домоправительницы, что вы расстались. Немедленно раздевайся и иди сюда. Я хочу знать, какая чертовщина тут произошла, пока меня не было!
Дженни скромно стояла на пороге кухни. Кейт за рукав потянула ее внутрь.
— Это моя мама, которая, как я думала, сейчас в Австралии…
— Меня зовут Эвелин, а вас? Я полагаю, это ваши вещи в комнате Лиззи, да? Ну давайте, заходите обе и садитесь за стол. Я наготовила — армию накормить можно!
Дом вновь стал похож на дом, и Кейт поняла, что ей не хватало тепла и уюта, которые вернулись сюда благодаря жизнелюбию и энергии ее матери. Кейт жалела, что она не унаследовала эти материнские черты, — ей достался более сдержанный характер отца, который умер много лет назад.
— Я устала от того, что не могу до тебя дозвониться. И я подумала: если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Я запрыгнула в самолет, и вот я здесь. Разбитая, усталая, выжатая как лимон, но только не для вас.
Дженни искренне рассмеялась. Кейт тоже улыбалась. Было чудесно снова видеть свою мать на кухне, в фартуке, румяную от удовольствия. А как же — ведь она снова готовит для дочери, которая, несмотря на взрослость, наверняка толком не умеет стряпать.
Стол выглядел как раньше: домашний хлеб, испеченный на соде, густая похлебка, морковь, тушенная в масле, и капуста в уксусном соусе. Настоящий ирландский обед, после которого хорошо завалиться спать, чувствуя приятную тяжесть в желудке. В духовке подходил большой яблочный пирог, а на плите булькал домашний заварной крем из молока и яиц.
— Лиззи не приехала, мам? — осторожно спросила Кейт.
Эвелин вздохнула:
— Господи Исусе, Кейт, да ей и там хорошо. Там полно мужчин, но она смотрит только на одного. Слава богу, она нашла себе хорошую пару. Ей там нравится, и всем нравится, что она там. Уверена, ей в Австралии намного лучше, чем было бы здесь.
Дженни почувствовала, что между матерью и дочерью возникло напряжение, когда они коснулись этой темы, и уткнулась в тарелку.
Кейт крепко обняла мать:
— Мама, я так рада, что ты снова дома.
Эвелин притворилась, будто поправляет свою аккуратно уложенную завивку, и сказала:
— После того как мы поедим, ты мне расскажешь, что произошло между тобой и Пэтом. Сегодня утром, когда я заявилась к нему домой, я чуть не умерла от такого сюрприза! Ну, по крайней мере, я привезла тебе все твои вещи. Хоть об этом ты можешь не волноваться. А Пэта нет дома уже несколько дней, как сказала эта Мэри Энн, которую он называет экономкой. Все, довольно! Доедайте скорее. У меня есть для вас вкусный десерт и бутылочка австралийского «шардонне» на пробу.