Сломленные
Шрифт:
— Эй. Мне нужен кукурузный крахмал, — заявляет она, щёлкнув пальцами на манер «давай сюда».
Серьёзно?
— У меня нет никакого кукурузного крахмала, — отзываюсь я.
Мария раздражённо морщит нос.
— В этом же и заключается соседская фишка. Стакан кукурузного крахмала или ещё какая-нибудь хрень.
— Вообще-то, думаю, стакан сахара. Который у меня есть, если он тебе нужен.
У меня целая тонна сахара. Я была полна решимости воспроизвести
— Ну, ладно. Тогда дай сахар.
Я хмурюсь.
— Подожди-ка, тебе нужен сахар или кукурузный крахмал?
— Кукурузный крахмал, но я возьму сахар.
Я озадаченно качаю головой.
— Ты же в курсе, что они не заменяют друг друга?
— Что? — переспрашивает она.
О Боже. Надо было взять вино к двери.
— Сахар и кукурузный крахмал. Это не одно и то же.
— Ладно, тогда чем я могу заменить кукурузный крахмал?
Я едва не говорю ей, что нормальные люди пользуются Гуглом, и уже было решаюсь сбегать в погребок за хреновым кукурузным крахмалом, но прикладываю усилия, сохраняя выражения лица доброжелательным. Кто знает, вдруг однажды мне и впрямь понадобится от неё пресловутая чашка сахара.
— Ты используешь его как загуститель? Можешь попробовать муку, — говорю я. Линди была бы чертовски горда.
— Загуститель?
Я улыбаюсь, стараясь оставаться дружелюбной.
— Не принимай на свой счёт, но, возможно, тебе стоит просто сделать заказ с доставкой на дом?
— Ага, может, ты и права.
— Ну и славно, — бормочу я, уже начиная закрывать дверь.
Она приближает ко мне своё лицо.
— Видела нового соседа? Он аппетитненький.
— Ага, видела. Огромные мускулы и распутность — это не моё.
— И не моё, ведь мне нравятся девушки, но всё равно, это не новенький, а грузчик. Его зовут Брюс.
— Грузчика или новенького? — переспрашиваю я, задумавшись, какого чёрта вообще продолжаю вести этот разговор.
— Грузчика, понятное дело. Он жуткий.
Голова кругом.
— А новенький мог бы меня тотально завести, — прислонившись, шепчет Мария.
— Удачи с этим, — говорю я, бросая через плечо нарочитый «хорошо-мне-правда-пора» взгляд.
— Ну, спасибо, но не спасибо за кукурузный крахмал, — отзывается она, слабо махнув мне. — Видимо, сегодняшний вечер снова проведу в «Тейсте-Тай». О, и пока не забыла… Я завтра выступаю в небольшом местечке на 96-ой и Лекс, если хочешь — забегай. Хотя не знаю, твоё ли это, — произносит она, оглядывая мои рабочие штаны и розовый кардиган.
— Ага, а может быть, и нет. Но всё равно спасибо.
Она упирается рукой в дверь, прежде чем я успеваю её захлопнуть, и я подавляю гневный крик. Возможно, поэтому Пол и не выходит — чтобы не на натыкаться
— Можешь попросить новенького взять тебя с собой.
— Да! — я делаю глаза огромными и нетерпеливыми. — Я над этим подумаю!
Нет.
— Он спрашивал о тебе, — говорит она, просовывая лицо за дверь до того, как я успеваю её закрыть.
Я хмуро сдвигаю брови.
— Кто?
— Новенький.
Сердце глухо ударяется, и не в хорошем смысле. Любая нормальная девушка, живущая одна, никогда не захотела бы услышать, что о ней расспрашивает новый сосед.
— Это… пугает.
Она пожимает плечами.
— Ты передумаешь, когда увидишь его. Ну, одну половину, во всяком случае. Одна часть лица у него по-голливудски потрясающа, а вторая… ну, с ним что-то стряслось. Но без осуждения. Мне кажется это сексуальным. На тот случай, если бы мне нравились мужчины. Но…
— Постой, — сердце зашлось в безудержной скорости. — Подожди секундочку. Вторая часть его лица в шрамах?
— Полностью, — она подняла три пальца, имитируя удар когтями. — Грешные шрамы. Сексуально порочные.
Не говоря ни слова, я захлопываю дверь прямо у неё перед носом. Грубо? Да. Необходимо? Ещё как. Потому что мне кажется, будто меня вот-вот вывернет наизнанку.
— Эй! — вопит она через дверь. — Не говори ему, что я рассказала тебе о нём. Он просил меня не говорить!
Я закрываю глаза и валюсь на пол, прислонившись затылком к двери, пока пытаюсь собраться с мыслями.
Пол здесь. Нет, Пол живёт здесь. В моём доме.
Вопрос: что я чувствую по этому поводу?
Удивление? Галочка. Ликование? Возможно. Лёгкую злость за то, что не поднял трубку и для начала не позвонил? О да.
Но ничего из этого не имеет значения, ведь пока мой мозг принимает все эти реакции, сердце цепляется только за одну: настороженность.
Понимаете, не так давно я была истинным романтиком. Верила в настоящую любовь и счастливый конец.
А потом я выросла.
Поцеловала лучшего друга своего парня, после чего пошла и попыталась отбить бывшего парня у его новой девушки.
Затем мне взбрело в голову, что я смогу искупить вину за всё, исправив какого-то бедного дурачка, который вовсе и не хотел, чтобы его исправляли.
Я испортила всё без посторонней помощи.
Иными словами, романтика? Оставьте её Диснею и романтическим комедиям. Если она вообще существует.
Самосохранение — чувство безмерно безопаснее. Самосохранение не позволит вам пересечь коридор и броситься в руки парню, которого вы любите больше всего на свете.