Сломленные

Лэйн Лорен

По её лицу сбегают слёзы, и я не знаю их причину — сочувствие, отчаяние или счастье. Но она утратила тот слой безразличия, а я выложился на полную.

Я неторопливо подхожу к ней, и моё сердце пропускает удар, когда до меня доходит, что она перестала пятиться. Я тянусь за её рукой и неспешно поднимаю её к моему лицу, прижимая ладонь к шрамам. Позволяя ей коснуться меня. Нуждаясь в её прикосновениях.

Оливия издаёт тихий всхлип, и я ласково завожу руку ей за спину, притягивая её

к себе.

— Я не хочу жить без тебя, — заявляю низким голосом. — Но я знаю, что смогу, если ты этого захочешь. Я знаю, что выживу и со мной всё будет хорошо благодаря тебе. Ты сделала меня цельным. Ты взяла жалкую, сломленную душу, показав ей, как вернуться к жизни.

Я сглатываю, привлекая её чуточку ближе.

— Кажется, я говорю, что ты не нужна мне для выживания, Оливия. Знаю, что ты не хотела бы видеть меня таким, полностью отчаявшимся и жаждущим. Но это не значит, что я не боюсь влачить жалкое существование без тебя. И не существует ничего, что я не отдал бы за второй шанс с тобой, за шанс сделать тебя счастливой.

Она по-прежнему упорно молчит, и я чувствую подозрительное покалывание в уголках глаз. Поспешно моргаю, чтобы не дать слезам пролиться.

— Прошу, милая. Пожалуйста.

Я даже не знаю, о чём прошу её.

Ни о чём. И обо всём.

Люби меня.

Оливия не встречается со мной глазами. Её взгляд сосредоточен на руке, покоящейся на моём лице. Очень медленно она проводит пальцем вниз по каждому шраму, как той ночью у камина много недель назад.

— Ты неправ, — заявляет она тихо.

— В чём? — сердце застревает в горле.

— Ты сказал, что мне пришлось бы видеть твоё уродливое лицо каждый день, — её взгляд устремляется к моим глазам. — Это неправда. Ты прекрасен.

Я опускаю веки, едва смея надеяться. Завожу и другую ладонь ей за спину, пока обе мои руки не обнимают её надежно за талию, совершенно неготовые отпустить. Я вынуждаю себя открыть глаза и взглянуть на неё. Хватит пряток.

— Откуда мне знать, что ты не уйдёшь? — интересуется она. Её голос серьёзен, но глаза уязвимы, отчего кажется, будто у меня застрял нож в сердце.

Я быстро прижимаюсь к ней губами. А потом ещё раз, потому что она очень вкусная, и я так по ней скучал, однако отстраняюсь, чтобы закончить начатое.

— Я никуда не собираюсь. И ты можешь пока мне не верить, это нормально, но поверь этому, — я скольжу руками к её лицу, очерчивая большими пальцами скулы. — Поверь, что я люблю тебя.

Теперь её черёд закрывать глаза, но я слегка

отчаянно повторяю свои слова.

— Я люблю тебя и пойму, если этого недостаточно, но…

Она набрасывается на меня с такой силой, что мне приходится сделать шаг назад, чтобы удержать нас на ногах. Обернув руки вокруг моей шеи, она зарывается в неё лицом.

— Этого достаточно, — говорит она мне в кожу. — Этого достаточно.

Я исторгаю долгий вздох, будто бы задышав впервые за несколько недель.

— Я заставлю тебя снова меня полюбить, — заявляю ей в волосы. — Клянусь.

Оливия отрывается от меня, обдавая испепеляющим взглядом зелёных глаз.

— Не будь идиотом. Я никогда не говорила, что больше не люблю тебя.

Я выдыхаю.

— Да?

Она подаётся вперёд и награждает меня поспешным нежным поцелуем. И ещё одним чуть подольше — ровно настолько, чтобы сплелись наши языки.

— Да, — отзывается она, отклонившись назад. — Я никогда не переставала любить тебя. Ни на секунду. Злилась, грустила и очень сомневалась, что ты здесь ради правого дела. Но это было отличное выступление, Лэнгдон. И признаю, здесь есть и моя вина. Я подталкивала тебя, когда ты был ещё не готов, и…

Я раздражённо закрываю ей рот рукой.

— Просто… не надо. Ты поступила правильно, когда уехала, и сделала это по нужным причинам. Мне ещё раз повторить свою речь? Кажется, ты не слушала.

Она хихикает, напоминая мне рай этим звуком.

— Держу пари, ты не рассчитывал на такое шикарное жильё в своём грандиозном плане, — говорит она. — Знаю, местечко паршивое, но… Я полна решимости делать всё сама, понимаешь? Никакой помощи папочкиных кредитных карт и всякое такое.

Я киваю.

— Ну и ладно. Поступлю также. Но, быть может, мы сможем заниматься этим вместе?

Улыбка озаряет её лицо.

— Идёт. Но мне нужно кое в чём признаться.

Я прищуриваюсь от её провинившегося тона.

— Да-а-а-а?

— Я избавилась от уродливых кроссовок, которые ты мне купил. Розовые мне нравятся больше.

Из меня вырывается вздох.

— Ты об этом пожалеешь лет через тридцать. Суставы будет простреливать боль, и тебе придётся купить специальные ортопедические сандалии, потому что ноги у тебя будут все в шишках, а если станет совсем скверно…

— Если всё станет совсем скверно, я позаимствую у тебя питонью трость, — прерывает она. — Настанет моя очередь быть вредной калекой.

Я отрываю её от земли.

— И я буду рядом с тобой. Всегда.