Слова I. С болью и любовью о современном человеке
Шрифт:
— Некоторые, Геронда, носят серьгу даже в носу.
— Это значит, что диавол вставил им в нос кольцо. Только уздечки не видно. А некоторые носят на шее широкие золотые цепочки — в несколько рядов. Одному я устроил выволочку, поснимал с него все эти побрякушки и сказал: "Отдай это золото какому-нибудь сироте. Или вручи его своей матери, чтобы она передала его какому-нибудь бедняку". После того, как я привел его в более-менее божеский вид, он меня спрашивает: "Что мне делать?" — "Начни с того, — говорю, — что надень на себя крестик на скромной цепочке". Подумать только — мужчины, а носят золотые украшения! Стоит перед тобой, весь сверкает золотом, на шее в два-три ряда толстенные золотые цепочки — принцессы и то таких не носят, стоит и жалуется, какие у него проблемы! А проблема-то как раз в этом! Его проблемы — это епитимья, которую он несет. С одних я снимаю эти побрякушки сам, другим говорю, чтобы они сделали это своими руками. Люди потеряли меру. Они стали вконец никуда негодными. Некоторые носят на шее знаки зодиака. "Что
Люди жаждут простоты
Хорошо, что люди жаждут простоты. Они дошли до того, что ввели простоту в моду, пусть внутри у них простотой и не пахнет. Некоторые приезжают на Святую Гору в вылинявшей потертой одежде, и я задаюсь вопросом: "А почему они так одеты? Ведь они же не работают в поле?" Один разговаривает на безыскусном деревенском языке, потому что для него это естественно, и ты радуешься, слыша журчание деревенской речи. А другой подделывается в своей речи "под селянина", но от его "мужицкого говора" становится тошно. А некоторые приезжают на Святую Гору при галстуках... Из огня да в полымя... Один такой "паломничек" взял с собой на Афон шесть или семь галстуков. Утром, собираясь идти ко мне, он надел галстук, костюм — вырядился как на парад. "Что ты там копаешься?" — спрашивает его кто-то. "Собираюсь к отцу Паисию", — отвечает он. "А зачем ты так торжественно одеваешься?" — "Затем, — отвечает, — чтобы сделать ему честь". Ох, до чего же мы докатились!
У людей совершенно нет простоты. От этого молодежь и начала бродяжничать, скитаться, не находить себе места. А духовные люди, не умея жить просто, будучи "застегнутыми на все пуговицы", молодежи не помогают. Нынешней молодежи не с кого взять пример, и она начинает вести образ жизни бродяг. Потому что, видя в христианах людей, застегнутых на все пуговицы, людей, затянутых галстуками, важных и надутых, молодые не находят в них никакого отличия от людей мира сего и потому противостоят. Если бы они видели в духовных людях простоту, то не доходили бы до такого состояния. Но молодые сейчас отличаются мирским духом, а христиане — мирским чином. "Нам, христианам, следует ходить так, это делать сяк, а это — эдак..." Христиане ведут себя так не от сердца, не от благоговения, а потому, что "так следует себя вести". А молодые, видя все это, говорят: "Что это? Ходить в церковь с затянутой шеей? А ну, пошли отсюда!" Они сбрасывают с себя все и бродят раздетыми. Их бросает в другую крайность. Тебе понятно? Все это молодежь делает, выражая свой протест. У молодых есть идеалы, но им не с кого взять пример. Их стоит пожалеть. Поэтому нужно, чтобы кто-то "задел" их любочестие, тронул их своей простотой. Молодые люди негодуют, видя, как даже духовные люди, даже священники пытаются сдержать их с помощью мирских ухищрений. Однако, встречаясь со скромностью, а также с простотой и искренностью, молодые задумываются. Потому что, если в человеке есть искренность и он не берет себя в расчет, то он прост и имеет смирение. Все это дает покой ему самому, но в то же время заметно и для другого. Другой человек чувствует, больно ли тебе за него или же ты лицемеришь. Какой-нибудь бродяга лучше, чем христианин-лицемер. Поэтому нужна не лицемерная "улыбка любви", а естественное поведение, не злоба и притворство, но любовь и искренность. Меня больше трогает, если человек упорядочен внутренне, то есть если у него есть уважение и настоящая любовь к другим, если он ведет себя просто, а не по установленным "моделям поведения". Ведь в противоположном случае человек застревает на одном внешнем и становится внешним человеком, то есть тем самым масленичным ряженым.
Внутренняя чистота прекрасной души истинного человека красит и его внешний вид, а божественная сладость Божией любви услаждает даже его облик. Внутренняя душевная красота духовно красит и освящает человека даже внешне, посредством божественной Благодати она выдает его другим. А кроме этого, она украшает и освящает даже ту некрасивую одежду, которую носит исполненный Благодати человек Божий. Батюшка Тихон [213] сам толстой иглой шил скуфейки из обрывков рясы. Эти скуфьи были похожи на какие-то кульки, но он носил их и они излучали многую Благодать. Какую бы одежду ни надевал Старец — старую или мешковатую, она не выглядела некрасивой, потому что своей внутренней душевной красотой он делал красивой и ее. Как-то раз один посетитель сфотографировал Старца в том виде, как его застал, — с кульком вместо скуфьи на голове и в какой-то пижаме, которую он накинул ему на плечи, видя, что батюшка мерзнет. И сегодня те, кто смотрит на эту фотографию, думают, что Старец носил архиерейскую мантию, а ведь это была всего-навсего старая пестрая пижама! Даже к лохмотьям отца Тихона люди относились с благоговением и брали их себе в благословение. Такой благословенный человек, изменивший себя внутренне и освятившийся, даже внешне имеет достоинство большее, чем все те люди, которые без конца меняют
213
О Старце Тихоне см. в кн.: Старец Паисий. Отцы-святогорцы и святогорские истории. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2001. С. 13–39.
"Да не будет утварь мужеска на жене ни да облачится муж в ризу женску" [214]
— Геронда, как нам относиться к женщинам, которые приходят в монастырь в брюках? Они часто говорят, что брюки не только удобнее, но и скромнее, чем короткие юбки.
— Нынешние женщины одеваются или в мини-юбки или в брюки! Выбирают одно из двух! В то время как в Ветхом Завете об этом сказано совершенно ясно и еще с какими подробностями! "Мужчине непозволительно одеваться в женское платье, а женщине — в мужское". Это закон. Но и помимо закона, одевать на себя одежду противоположного пола — непристойно. Мужчин, которые надевают юбки, гораздо меньше, чем женщин, которые носят брюки.
214
В русском переводе: "На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие" (Втор. 22, 5).
— Однако женщины, работающие на полях, говорят, что свободно двигаться во время работы они могут только в брюках.
— Это все отговорки.
— Геронда, а матери говорят, что девочки носят брюки, чтобы не простудиться.
— Разве нельзя придумать ничего другого? Что, нет длинных колготок? Вот пусть и носят длинные колготки, чтобы не простудиться. Можно выйти из любого затруднения — было бы желание.
— Геронда, что делать, когда в монастырь приезжают какие-нибудь официальные лица, а с ними женщина в брюках?
— Вы им объясняйте. Спросите их, хотят ли они, чтобы вы пошли ради них на уступку, нарушили заведенный порядок и в монастыре творилось бесчинство?
— Однажды, Геронда, приехали тридцать преподавательниц в брюках и мы пропустили их в обитель.
— Вот и плохо, не надо было этого делать. Надо было им сказать: "Извините, у нас в монастыре такое правило: женщинам в брюках вход запрещен". А то после они поедут и в другие монастыри, там будут говорить, что в такую-то обитель их пропустили в брюках. Вы, не желая их компрометировать, сделали им снисхождение, а они потом скомпрометируют вас. Повесьте на воротах табличку с соответствующим отрывком из Ветхого Завета. Сшейте полсотни юбок и мягко, по-доброму предлагайте их женщинам в брюках или коротком платье, которые, не зная о монастырских порядках, приезжают к вам в первый раз.
— Геронда, а как быть, когда приезжают учащиеся старших классов и все девочки одеты в брюки?
— Вынесите им угощение за ворота [215] . Это заставит их задуматься. Или если они заранее сообщают вам о своем приезде, предупредите их по телефону: "Пожалуйста, пусть учительницы и ученицы будут одеты не в брюки". Так они поймут, что надо отнестись к монастырю с почтением. Здесь не приход. На приходе священник должен просвещать женщин, чтобы они поняли, почему им нельзя носить брюки и привели себя в божеский вид. А если иной раз в его храм придут женщины в брюках из другого прихода, то он должен что-то придумать. Церковь — мать, а не мачеха.
215
По традиции гостеприимства, в монастырях Греции каждого приходящего паломника встречают угощением — лукумом или какой-то другой сладостью и стаканом холодной воды. — Прим. пер.
— Геронда, однако, многие говорят: "Поступая с такой строгостью, вы отгоняете людей от Церкви".
— Но раз в Ветхом Завете есть заповедь от Бога, запрещающая женщинам надевать мужскую одежду, то что им еще нужно? Но они, видишь ли, рассуждают: "Почему женщина не может носить брюки? Почему в приходские советы не могут входить атеисты — ведь Церковь и народ — это одно и то же?" Но таким образом судьба Церкви будет зависеть от решения безбожников! Вот и превратят храмы в библиотеки, склады и тому подобное, раз они ко всему подходят со своим "почему". И что ты тут скажешь?
В монастырях не нужно терпеть и раздетых туристов. Нечего оправдываться тем, что на собранные с туристов деньги монастырь будет одевать бедняков — это уловка лукавого, который стремится сделать монаха чуждым Божиих благословений и превратить его в мирского человека. Напротив, действительное устранение монаха от мира, совершаемое ради Христа, делает его богатым добродетелями.
— Геронда, в монастыре Стомион Вы были вынуждены вешать соответствующие объявления для туристов?
— Да, я развесил дощечки-объявления. Одна со словами "Добро пожаловать" была у входа в монастырь. Еще две висели пониже, в двадцати минутах ходьбы от обители. На одной было написано: "В одеждах неблагопристойных — на речку" и стояла стрелочка, указывающая к реке. На другой было: "В одеждах благопристойных — к священной обители" и стрелочка-указатель к монастырю. Правда, хорошо написал?