Слова сияния
Шрифт:
Зайдя внутрь, Шаллан направилась вверх по лестнице в свою комнату. Отец захочет, чтобы она хорошо выглядела во время пира. Ее ждет новое платье, в котором она будет тихонько сидеть, не вступая в разговоры. Отец никогда не произносил этого вслух, но она подозревала, что он жалеет, что она снова заговорила.
Возможно, он не хотел, чтобы она рассказала о том, что видела. Девочка остановилась в коридоре, ее разум опустел.
— Шаллан?
Она вздрогнула и обнаружила, что ее брат, ван-Джушу, стоит на ступенях рядом. Сколько же она простояла,
Куртка Джушу была расстегнута и перекосилась, волосы в беспорядке, щеки раскраснелись от вина. Ни запонок, ни ремня. Эти вещи имели ценность из-за светящихся драгоценных камней. Он все проиграл.
— Почему отец кричал? — спросила она. — Ты был здесь?
— Нет, — ответил Джушу, проводя рукой по волосам. — Но я слышал, в чем дело. Балат снова играл с огнем. Чуть не сжег домик штормовых слуг.
Джушу прошел мимо нее, но споткнулся, ухватившись за перила, чтобы не упасть.
Отцу не понравится, если он увидит Джушу на пиру в таком виде. Будет еще больше криков.
— Проклятый штормами идиот, — пробормотал Джушу, когда Шаллан помогла ему подняться. — Балат просто сходит с ума. В этой семье только у меня осталась хоть капля здравого смысла. Ты ведь опять смотрела в стену, так?
Она не ответила.
— Для тебя он приготовил новое платье, — продолжил Джушу, пока Шаллан вела его до комнаты. — А мне ничего, кроме ругательств. Ублюдок. Он любил Хеларана, но мы — не он, поэтому ничего не значим. Хеларана никогда здесь нет! Он предал отца, чуть его не убил. Но все равно, он единственный, кто хоть что-то для него значит...
Они прошли мимо покоев отца. Тяжелая дверь из цельного куска дерева оказалась приоткрыта, внутри убиралась служанка, и Шаллан была видна дальняя стена.
И светящийся сейф.
Он прятался за картиной, изображающей шторм на море, которая совсем не заглушала сильное белое сияние. Прямо сквозь холст Шаллан видела контуры сейфа, пылающие, как огонь. Она споткнулась и остановилась.
— На что ты смотришь? — требовательно спросил Джушу, держась за перила.
— На свет.
— Какой еще свет?
— За картиной.
Он нахмурился, наклонившись вперед.
— О чем, во имя Залов спокойствия, ты говоришь, девчонка? Твой разум действительно повредился, да? Ты видела, как он убил мать.
Джушу отодвинулся от нее, тихонько ругаясь под нос.
— Я единственный, кто еще не сошел с ума в этой семье. Шторма, единственный...
Шаллан смотрела на свет. В нем пряталось чудовище.
В нем пряталась душа матери.
ГЛАВА 28. Ботинки
Нас предательство спренов сюда привело.
Их плетение волн было людям дано,
А не тем, кто их знал, почитал высоко, тем, кто до нас.
И
Чтоб с богами отныне вести свои дни.
И стали мы глиной для лепки в руках их, меняясь.
— Эт-та информа-ация будет стоить теб-бе двен-надцать брумов, — сказала Шаллан. — Руби-иновых, знаешь ли. Я ли-ично проверю каждый.
Тин рассмеялась, запрокинув голову, черные, как смоль, волосы свободно рассыпались по плечам. Она сидела на месте погонщика повозки. Там, где раньше сидел Блут.
— И ты называешь это бавлендским акцентом? — требовательно спросила Тин.
— Я слышала его только три или четыре раза.
— Ты говорила, словно набрала камней в рот!
— Но они так разговаривают!
— Нет, они говорят, как будто во рту у них мелкая галька. Они произносят слова очень медленно, чрезмерно проговаривая звуки. Вот так: «Я просмотре-е-ела рису-у-унки, которые ты да-а-ла мне, и они вполне-е-е ничего. Вполне-е-е ничего. У меня никогда-а не было таких краси-и-ивых бумажек, чтобы подтира-а-аться».
— Ты преувеличиваешь! — воскликнула Шаллан и, не сдержавшись, рассмеялась.
— Немного, — ответила Тин и, откинувшись назад, хлестнула чуллу длинной хворостиной, как Клинком Осколков.
— Не могу понять, чем может быть полезен бавлендский акцент, — сказала Шаллан. — Это не очень значительный народ.
— Детка, именно поэтому они важны.
— Они важны, потому что не важны, — произнесла Шаллан. — Хорошо, я признаю, что иногда у меня бывают проблемы с логикой, но что-то с этим утверждением не так.
Тин улыбнулась. Она была так расслаблена, так... свободна. После их первой встречи Шаллан не ожидала увидеть ничего подобного.
Но тогда женщина играла роль. Командир охранников. Женщина, с которой Шаллан говорила теперь, казалась настоящей.
— Послушай, — сказала Тин. — Если ты хочешь дурачить людей, тебе нужно научиться, как вести себя в образе и знатной дамы, и простолюдинки. У тебя хорошо получается изображать «важную светлоглазую». Полагаю, тебе было на кого равняться.
— Можно и так сказать, — ответила Шаллан, думая о Джасне.
— Смысл в том, что во многих ситуациях быть важной светлоглазой бесполезно.
— Быть неважной важно. Быть важной бесполезно. Понятно.
Тин оглядела ее, жуя кусок вяленого мяса. Ее пояс с мечом висел на гвоздике на боку сидения и покачивался в такт поступи чуллы.
— Знаешь, детка, у тебя развязывается язык, когда ты позволяешь опуститься своей маске.
Шаллан покраснела.
— Мне это нравится. Предпочитаю людей, которые могут посмеяться над жизнью.
— Я могу понять, чему ты пытаешься меня научить, — сказала Шаллан. — Ты пытаешься сказать, что человек с бавлендским акцентом, кажущийся непросвещенным и занимающим низкое положение, может проникнуть в такие места, куда никогда не попасть светлоглазому.