Слова сияния

Сандерсон Брендон

Он нашел глазами Садеаса, стоящего с Аладаром и Рутаром, и стиснул фонарный столб, оглядывая толпу алети.

— Я не виню вас в том, что вы считали меня сумасшедшим. Это естественно. Но в ближайшие ночи, когда дождь омоет ваши стены и завоет ветер, вы захотите знать. У вас появятся вопросы. И вскоре, когда я предъявлю доказательства, вы узнаете. Сегодняшняя попытка уничтожить меня только докажет мою правоту.

Он скользил взглядом по лицам — некоторые ошеломленные, некоторые сочувственные, другие насмешливые.

— Среди вас есть те,

кто полагал, что я сбегу или буду сломлен после сегодняшнего нападения. Они знают меня не настолько хорошо, как им кажется. Пусть пир продолжается, я хочу поговорить с каждым из вас. Ваши слова могут оказаться издевкой, но если вы будете смеяться, делайте это, глядя мне в глаза.

Далинар спустился со стола.

А затем отправился продолжать начатое дело.

* * *

Прошли часы, прежде чем кронпринц наконец позволил себе присесть к пиршественному столу. Его окружили спрены усталости. Он провел остаток вечера, перемещаясь в толпе, заставляя себя вступать в разговоры, ища поддержку для экспедиции на равнины.

Далинар подчеркнуто игнорировал страницы с видениями, если только ему не задавали прямые вопросы о том, что он видел. Взамен он представал перед ними как сильный, уверенный человек — Терновник превратился в политика. Пусть они поразмышляют об увиденном и сравнят его с тем жалким сумасшедшим, каким его изобразили в фальшивых копиях.

Снаружи, мимо маленьких речек — они теперь светились голубым, сферы поменяли, чтобы они соответствовали второй луне, — покатился прочь королевский экипаж, везущий Элокара и Навани к недалекому Пику, откуда носильщики отнесут их в паланкине на вершину. Адолин уже покинул пир, сопровождая Шаллан в военный лагерь Себариала, до которого было довольно долго ехать.

Судя по всему, в последнее время Адолин был очарован юной веденкой сильнее, чем другими женщинами. Хотя бы по этой причине Далинар все больше склонялся к поощрению их отношений, предполагая, что когда-нибудь он все-таки сможет получить достоверные сведения из Джа Кеведа о семье девушки. В соседнем королевстве царила полная неразбериха.

Большинство других светлоглазых удалилось, оставив его на острове в окружении слуг и паршменов, уносивших еду. Несколько мастер-слуг, которым доверили такую обязанность, начали собирать сферы из реки сетями на длинных шестах. Мостовики Далинара после его предложения набросились на остатки пира с ненасытным аппетитом, свойственным солдатам, которым неожиданно предложили еду.

Проходивший мимо слуга остановился, протянув руку к мечу на боку. Далинар вздрогнул, поняв, что принял черную военную форму Шута за одежду ученика мастер-слуги.

Кронпринц придал лицу невозмутимое выражение, хотя в душе застонал. Шут? Сейчас? Далинар чувствовал себя так, будто сражался на поле битвы десять часов без перерыва. Странно, что несколько часов вежливых бесед могут вызвать похожее ощущение.

— То, что ты сделал сегодня вечером, было очень хитро, — сказал Шут. — Ты превратил нападение

в обещание. Мудрейшие из людей знают: чтобы оскорбление потеряло силу, чаще всего нужно просто его принять.

— Спасибо, — ответил Далинар.

Шут коротко кивнул, следуя взглядом за королевским экипажем, пока тот не скрылся из вида.

— Сегодня вечером я обнаружил, что мне особенно нечего делать. Элокар не нуждался в Шуте, потому что не многие ищут с ним разговора. Все идут к тебе.

Далинар вздохнул. Похоже, его силы полностью истощились. Шут не сказал этого вслух, но и не было нужды. Далинар понял намек.

«Они идут к тебе, а не к королю. Потому что на самом деле король — ты».

— Шут. — Далинар обнаружил, что говорит вслух. — Я тиран?

Шут вздернул бровь и, видимо, стал подыскивать умную остроту. Моментом позже он отверг эту мысль.

— Да, Далинар Холин, — произнес он мягко и сердечно, как мог бы говорить с заплаканным ребенком. — Ты тиран.

— Я не хочу им быть.

— Со всем должным уважением, светлорд, ты не вполне правдив. Ты стремишься к власти. Все, что попадает к тебе в руки, ты выпускаешь только с большим трудом.

Далинар склонил голову.

— Не горюй, — подбодрил его Шут. — На дворе эпоха тиранов. Сомневаюсь, что люди готовы к чему-то еще, и милосердный тиран предпочтительнее, чем бедствие в виде слабого правителя. Возможно, в другом месте, в другое время я бы заклеймил тебя плевками и желчью. Здесь, сегодня, я восхваляю тебя как того, в ком нуждается наш мир.

Далинар покачал головой.

— Я должен был позволить Элокару править. Мне не стоило вмешиваться.

— Почему?

— Потому что он король.

— И его должность — нечто священное? Божественное?

— Нет, — признал Далинар. — Всемогущий или тот, кто называет себя им, мертв. Даже если это не так, королевское правление не перешло к нашей семье естественным образом. Мы предъявили на него права и силой возглавили других кронпринцев.

— Так почему же тогда?

— Потому что мы были не правы, — сказал Далинар, прищурившись. — Гавилар, Садеас и я ошиблись в том, что делали все эти годы.

Шут казался искренне удивленным.

— Ты объединил королевство, Далинар. Проделал хорошую работу, сделал то, что было болезненно необходимо.

— Разве это единство? — спросил кронпринц, махнув рукой в сторону остатков пира и отбывающих светлоглазых. — Нет, Шут. Мы потерпели поражение. Мы громили, мы убивали — и потерпели горькое поражение.

Он поднял голову.

— Я получаю от Алеткара только то, что потребовал. Захватив трон силой, мы подразумевали, нет, мы кричали, что сила дарует право власти. Если Садеас думает, что он сильнее, тогда его прямой долг — попытаться отобрать у меня трон. Это плоды моей юности, Шут. Вот почему, чтобы изменить королевство, нам нужно нечто большее, чем тирания, даже если она милосердна. Вот чему учил Нохадон. И я все время упускал из вида его слова.