Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга четвертая. Август
Шрифт:
Казалось бы, такого праведного и талантливого священноинока в обители должны были любить, ценить и уважать. Собственно, так оно и было для большинства братии – но, увы, злоба и зависть проникают всюду, а на праведников особенно сильно ополчается диавол… Тот же игумен, что некогда сам убедил Авраамия принять сан, теперь позавидовал его авторитету среди монашества и мирян. Он запретил Авраамию проповедовать, а затем и вовсе изгнал его из обители. Преподобному пришлось переселиться в Смоленский монастырь Святого Креста, где он продолжил свою пастырскую деятельность. Но теперь завистники нашлись среди городского духовенства; они оклеветали Авраамия перед епископом Смоленским Игнатием, называя преподобного еретиком, колдуном и лжепророком.
Увы, святитель Игнатий, сам человек святой жизни (впоследствии он также был прославлен Церковью и причислен к Собору Смоленских угодников),
Что же сделал преподобный Авраамий? Может быть, он открыто воспротивился неправедному суду епископа, отложился от него, поднял мятеж в Церкви, создал какую-нибудь «истинно православную церковь» или просто какую-нибудь внутрицерковную оппозицию из своих сторонников? У него были все возможности сделать это: за ним пошел бы едва ли не весь православный Смоленск. Но преподобный Авраамий был по-христиански мудрым и смиренным. Понимая, в какие церковные нестроения и раздоры выльется его протест, он смиренно принял несправедливое и тяжкое наказание и удалился в свою обитель.
И тогда за смиренного Авраамия вступился Сам Господь. В городе начались засуха и болезни. Смоляне во главе со своим епископом усердно молили Бога о помощи, но Он, казалось, не слышал их молитв… Тогда святитель Игнатий, вспомнив о преподобном Авраамии, подумал, что, возможно, осудил невинного. Он пересмотрел дело опального иеромонаха и убедился в том, что Авраамий был оклеветан, а сам он поступил опрометчиво и несправедливо. Святитель смиренно испросил прощения у преподобного, признал перед всеми свою вину и снял с Авраамия все обвинения и запрет в священнослужении. После первого же молебна, отслуженного преподобным, бедствия чудесным образом прекратились. А Авраамий и Игнатий с этих пор стали близкими духовными друзьями. Так смирение и христианская любовь, соединенные с готовностью пожертвовать ради блага братьев собственным благом и добрым именем, восторжествовали над злом и неправдой.
Такую же несокрушимую готовность пожертвовать всем ради братьев находим мы и в житии другого святого Смоленского Собора – мученика Меркурия († 1239).
Святой Меркурий, родом из Моравии (Чехии), был православным христианином и служил в войске смоленского князя. Несмотря на многочисленные обязанности княжеского воина, которые Меркурий выполнял с честью, он, тем не менее, одновременно вел и жизнь подвижническую: упражнялся в молитве и посте, нередко проводя целые ночи в молитве. Его сокровенным желанием было отдать жизнь за Христа и ближних, но, конечно, он не собирался искать этого самовольно. Сам будучи воином, Меркурий прекрасно понимал, что значит быть воином Христовым и какие опасности могут подстерегать самонадеянного солдата не только в земной, но и в духовной брани: ведь самовольное мученичество не что иное, как гордость, оно не увенчивается, и было немало случаев, когда такие самонадеянные христиане, не будучи призваны Господом к мученичеству и не рассчитав своих слабых сил, во время мучений отрекались от Христа… Лишь один Сердцеведец Господь знает точно, чей дух достаточно силен для того, чтобы стяжать мученический венец.
И все же желанию Меркурия суждено было Господом сбыться. Это было страшное для Руси время: на Русскую землю двигались с Востока полчища монгольского хана Батыя, разрушавшие и сжигавшие все на своем пути. В 1239 году войско Батыя подошло и к Смоленску и встало в двадцати пяти верстах от него, на Долгомостье, угрожая городу и его святыням полным разорением. У смолян же не хватало сил противостоять огромной монгольской орде – и они уже готовились к смерти…
В это время в соборном храме города перед иконой Пресвятой Богородицы молился некий пономарь, прося об избавлении города от врагов. Вдруг пономарь услышал голос Самой Пречистой Девы, повелевавший ему разыскать в княжеской дружине воина по имени Меркурий и передать ему такие слова: «Меркурий! Иди к брани военной, Владычица зовет тебя!»
Надо ли говорить, как возликовал Меркурий, услышав от нашедшего его пономаря эти слова? Он не думал о том, что сам может погибнуть, точнее сказать, не боялся этого – главным для него было выполнить волю Божию и помочь своим братьям и сестрам во Христе.
Той же ночью Меркурий отправился на Долгомостье и один вызвал на бой все монгольское войско. Вероятно, монголы решили сперва, что перед ними сумасшедший, и думали легко расправиться с ним. Но Меркурий, укрепляемый Богом, начал разить врагов
Удивительно ли, что, имея таких людей своими духовными предками, православные христиане Смоленщины и в более близкое к нам время не утратили этой готовности отдать все ради Бога и ближних? Замечательный пример тому – житие священномученика Серафима (Остроумова), архиепископа Смоленского, пострадавшего за веру Христову от безбожных властей в 1937 году.
Будущий святитель Серафим принял монашество сразу после окончания Московской Духовной академии в 1904 году и уже тогда, будучи еще совсем молодым человеком, проявил необычайное христианское смирение и духовную мудрость. Иеромонаха Серафима, как одного из лучших выпускников, его бывшие учителя весьма желали видеть своим коллегой и сразу же по окончании курса предложили ему место преподавателя Академии. Серафим и сам хотел бы заниматься научной работой и преподаванием; но он не забывал и о том, что монашество – это не просто формальность «на пути к архиерейскому званию» (как, увы, и в те времена, и сегодня воспринимают это высокое и трудное призвание многие неразумные юноши). Прежде чем приступить к преподавательской деятельности, Серафим хотел хотя бы немного пожить полноценной монашеской жизнью в обители, рядом с опытными монахами, подготовить свою душу, а заодно и испытать себя – готов ли он к тому, чтобы воспитывать следующее поколение клириков и богословов? Ведь в условиях монашеского общежития многие скрытые страсти, дотоле дремавшие в душе человека, проявляются с необычайной ясностью.
Молодой иеромонах, получив надлежащее разрешение и благословение, удалился в Оптину пустынь, где некоторое время нес все послушания обычного новоначального монаха и стремился впитать как можно больше из того, чему учили его великие оптинские подвижники. И лишь после этого вернулся в Москву и приступил к преподовательским обязанностям.
Но время, проведенное в Оптиной, оставило неизгладимый след в душе Серафима, искренне любившего Бога. Прикоснувшись к монастырской жизни, этот истинный монах уже ничего более не желал, как только жизни в обители. Поэтому всего через год молодой талантливый преподаватель, которому пророчили великолепную карьеру, снова оставил Москву – на этот раз навсегда – и был принят простым монахом в число братии одного из самых захудалых и бедных монастырей России – Яблочкинской обители в Холмской епархии.
Иеромонах Серафим, соединявший в себе благочестие, смирение и трудолюбие с талантами и ученостью, вскоре снискал в обители всеобщие любовь и уважение. Со временем он был назначен наместником монастыря – и это стало для обители подлинным благом. За короткий срок Серафим превратил монастырь, который из-за его захудалости и расстроенности всех дел даже хотели закрыть, в важнейший духовный центр Холмщины. Причем преобразования эти касались не только самого монастыря – новый наместник заботился и о просвещении местных мирян. Он сумел привлечь в Яблочкинский монастырь образованных людей и с их помощью организовать при обители школу псаломщиков, второклассную школу с церковно-учительскими курсами, несколько одноклассных школ и даже одну сельскохозяйственную, в которых получали образование немало детей местных жителей.
Знавшие отца Серафима люди впоследствии вспоминали о нем как о настоящем добром пастыре, относившемся ко всем, как любящий и заботливый отец.
В 1916 году отец Серафим был рукоположен в епископский сан и вскоре назначен на Орловскую кафедру. Это были тяжкие времена: Первая мировая война, унесшая множество жертв и обездолившая тысячи людей, сменилась еще более страшным бедствием – братоубийственной гражданской войной и установлением в России безбожной власти. В те годы некоторые священники и даже епископы из страха перед гонениями и пытками или снимали с себя сан, или становились «обновленцами». Но не таков был владыка Серафим. Он продолжал бесстрашно исповедовать Христа и проповедовать Его учение своей пастве, убеждая не отрекаться от Бога, укрепляя в людях веру. В то же время святитель не уклонялся и в другую крайность – «зилотство», не порывал отношения с канонической Церковью, якобы «продавшейся большевикам» (в чем некоторые ревнители не по разуму обвиняли даже святого Патриарха Тихона за то, что он не призывал к насильственному свержению большевиков). Владыка Серафим оставался верным сыном своей Церкви.