Слова встают с бумаги

Великжанин Павел

По сравнению с нами – мгновенны.

На весах

Я проснулся от внезапной тишины.

Темнота мне вдруг ударила в глаза.

И молчали неразгаданные сны,

И дрожала на стекле твоя слеза.

Ожидание качалось на весах,

Растворялся в мокрой каше снежный рис…

Боль рванула мое сердце в небеса,

А слеза твоя – скатилась вниз.

Два в

окзала

Один

вокзал – каптером-солнцем

Одет в оранжевый жилет.

Неторопливее эстонцев,

Часы растянуты до лет.

Звенели гонгами колеса.

Нетерпеливо вдаль смотря,

Я привставал немым вопросом:

«Ну, где же поезд твой застрял?»

Другой – молчал, угрюмо ежась,

И ветер дул со всех сторон,

И лиц тоскливая похожесть

Была серее, чем перрон.

Ползли вагоны еле-еле,

Но это даже хорошо:

Колеса жалобно скрипели,

И я с окошком рядом шел.

Одни и те же рельсы, шпалы,

Табло, часы, коробки зданий,

Но очень разные вокзалы

У нас для встреч и для прощаний.

Мне до тебя было десять шагов

Мне до тебя было десять шагов:

Пальцами по телефонной цифири.

То я стрелял в камуфляжных врагов,

То по бакланке на зоне чифирил.

Трясся по вахтам: Хабаровск, Чита,

Водкой крещен да мазутом помазан…

Но до сих пор в голове на черта

Номер держу? Поменялся сто раз он.

Раб немоты телефонной

Трогая мертвую трубку,

Раб немоты телефонной,

Мысленно столько поступков

Я совершил исступленно:

Хлопал воротами рая,

Руку давая подруге,

С мамонта шкуру сдирая,

Хвастался луком упругим,

Бился в смертельном балете

Рыцарем громких девизов…

Но в двадцать первом столетье

Ты нажимаешь на вызов.

Ринулись радиогерцы,

Все захлестнув, как цунами,

Бьется мобильником сердце

В левом нагрудном кармане.

Когда

Когда тебя неловко обнимал,

Еще не зная струнок сокровенных,

Душа твоя была чужой Вселенной,

В которую на час я прилетал.

Когда еще не знал твоих я губ,

Чтоб узнавать их, как сейчас, на ощупь,

Жилось тогда сложней нам или проще –

Ответить до сих пор я не могу.

Когда еще Полярная звезда

Не чувствовала взглядов наших встречи…

Да полно мне! К чему все эти речи?

Не верю я, что жил еще тогда.

Мне кажется,

родился я в тот миг,

Когда твое узнал впервые имя.

И время-дождь пусть каплями косыми

Не тронет на асфальте белый лик.

Когда его я мелом рисовал,

Еще не зная струнок сокровенных,

Душа твоя была чужой Вселенной,

Манящей, неизведанной Вселенной,

В которую навек я прилетал.

Открытой двери свет

Домой шагаю. Поздно.

Лишь тень скользит у ног.

Встряхнется сонный воздух,

Почешет мягкий бок.

Ветвями ивы дрогнут

Ресницы тишины,

Но неба плащ застегнут

На пуговку луны.

Опять ни звука в мире,

А в доме – все темно,

И лишь в одной квартире

Неспящее окно.

И на пороге ляжет

Открытой двери свет,

И голос близкий скажет:

«Ну, вот и ты. Привет!».

Маргарита

Это имя не случайно,

Но не каждому открыта

Та булгаковская тайна

В звучном слове Маргарита.

Словно ведьминское зелье

В теплом воздухе разлито:

Первозданное веселье

Овладело Маргаритой.

Черный, белый – грань, как бритва.

Ну их всех! Осталась рыжей.

То ли шабаш, то ль молитва,

Но к чему б я ни был ближе:

К раю, к аду – все равно мне,

И ни в грош сужденья чьи-то.

Я и после смерти вспомню

Это имя – Маргарита!

Ненужное счастье

Сужался свет в дверном проеме,

Сгущалась ночь за гранью стекол,

И тишина стояла в доме,

Лишь кран на кухне еле чмокал,

Да дверь скрипела… На мгновенье

Метнулись тени черной кошкой.

Я про себя считал ступени,

Шаг ускоряя понемножку,

И разрываясь на две части,

Я улыбнулся – чуть натужно:

Могла бы стать моим ты счастьем,

Да только мне оно не нужно.

Счастлив и несчастлив

У затихающего дома

Мы попрощались незаметно,

Как будто не были знакомы

Пять зим. И лишь четыре лета.

Весна сквозь звездные бойницы

Ведет огонь на пораженье,

Но мы с тобой друг другу сниться

Уже не будем, к сожаленью.

Огни в окошках тихо гасли,

Как вымирающее племя,

А я был счастлив и несчастлив,

Причем в одно и то же время.