Слова
Шрифт:
Я откусываю маленький кусочек.
– Доволен?
Он возвращается к своей порции.
– Почти. Съешь еще.
Мне отчаянно хочется сменить тему, поэтому я лихорадочно пытаюсь придумать другой вопрос для обсуждений, пока откусываю еще кусочек. И чуть не давлюсь им, когда понимаю: Феникс никогда об этом не упоминал, но это очень важно.
– Как называется ваша группа?
Он доедает бургер, прежде чем ответить:
– Sharp Objects[13].
–
Меня пронзает взгляд его голубых глаз.
– У нас со Стормом есть склонность причинять людям боль… Ранить их своими словами и действиями. Значит, название нам подходит. – Феникс вытирает руки салфеткой. – Это и резкие ноты – то, на что невозможно не обратить внимание.
– Потому что они задают более высокий тон, – шепчу я. – Особенный.
Как и он сам.
– Именно. – Взгляд Феникса падает на недоеденный бургер, который я положила на ящик, пока он говорил. – Ты собираешься его доедать?
Обычно я бы не только доела, но и закинула бы следом в себя еще парочку.
Несмотря на то, что во мне пять футов два дюйма[14] роста и двести тридцать фунтов[15]… я не могу найти выключатель, когда дело доходит до еды.
Я ем так много, потому что пытаюсь заполнить пустоту.
Поскольку это дает мне ложное ощущение счастья… Хотя потом оно всегда оборачивается стыдом.
Но сейчас не тот случай. Хотя мысленно я умираю от желания доесть его. На самом деле я уже сыта.
– Нет. Я правда наелась.
Начинаю заворачивать остатки, но Феникс выхватывает бургер.
– В таком случае мне больше достанется.
Закатывая глаза, я смеюсь. Думала, что это у меня ненасытный аппетит, но он не сравнится с аппетитом Феникса.
Только у него есть преимущество – быстрый метаболизм, потому что он высокий и худой.
Безупречный.
Я чувствую, как Феникс пристально изучает меня, доедая остатки моей порции.
– Что в том блокноте, в котором ты раньше писала?
Я неловко ерзаю. Мне кажется, что сейчас я могла бы рассказать Фениксу все что угодно, но то, что находится внутри блокнота, слишком личное.
К тому же последняя песня, которую я пишу, посвящена ему.
– Ничего. Просто иногда рисую там кое-что.
Кажется, мой ответ пробуждает в нем еще больший интерес.
– Что именно?
У меня начинают потеть ладони, поэтому я вытираю их о джинсы.
– Ничего особенного. Не имеет значения.
Мне хочется, чтобы он уловил намек и перестал меня допрашивать.
Но Феникс продолжает.
– Так расскажи мне, если там нет ничего особенного.
Боже. Он как собака, которая пытается выкопать
– Может, хватит? – Я набрасываюсь на него с гораздо большей враждебностью, чем необходимо. – Это не твое чертово дело.
Явно оскорбленный, он проводит рукой по волосам.
– Проклятье, я же просто спросил.
Очевидно, я его обидела и теперь чувствую себя ужасно. Феникс только пытался расспросить меня о том, что увидел, а я не только не ответила, но еще и несправедливо спустила на него всех собак.
Я собираюсь извиниться, но тут меня осеняет: ведь есть еще кое-что, что я тоже хотела бы о нем узнать. Возможно, мы могли бы обменяться секретами.
– Я расскажу тебе, что у меня в блокноте, если расскажешь, как ты узнал, где я живу.
Схватив с ящика пачку сигарет, он подносит одну ко рту. У меня на языке так и вертится фраза, что курение – верный способ испортить его удивительный голос, но тут он произносит:
– Прошлым летом я занимался благоустройством участка для вашей соседки, миссис Палмы, и видел тебя на улице.
– Ох.
Я рада, что он наконец-то рассказал мне, но по нашему уговору он определенно получит более личный секрет.
Ладно, мне нечего терять.
– Я как бы… вроде как… пишу песни.
Выражение его лица остается невозмутимым, когда он закуривает сигарету.
– Ты имеешь в виду тексты? Или музыку?
– И то, и другое.
Феникс потирает челюсть, прожигая меня взглядом.
– Хочу их услышать.
Я скорее проглочу гвозди, чем спою ему одну из своих песен, но я готова предложить компромисс.
Я выуживаю блокнот из сумочки. Ни за что на свете не покажу ему все свои песни, но есть у меня одна самая любимая.
Хотя она невероятно личная… и немного странная
– Вот. – Я нахожу нужную страницу с текстом. – Можешь прочитать эту.
Мне хочется пнуть себя в тот же момент, когда с губ срываются эти слова. Я уже собираюсь предложить ему воспользоваться подаренной мной ручкой, но он берет у меня блокнот и закрывает его.
– У меня проблемы с чтением, помнишь? Нот это тоже касается.
Как это возможно?
– Но ты играешь на клавишных.
Я брала уроки игры на фортепиано в течение трех лет, и научиться читать ноты – не банальная необходимость, а основное требование.
Феникс указывает на уши.
– Потому что у меня есть это.
Черт возьми. Я знаю музыкантов, которые могут играть исключительно на слух, но обычно это те, кто занимается музыкой десятилетиями.
Опять же, однажды я слышала, что некоторые люди с ограниченными возможностями обучения невероятно одарены в других областях.